О чем знаешь сердцем

Джесси Кирби

Я веду пальцем по стеклу рамки и касаюсь засушенного подсолнуха, что лежит рядом с ней. Самый первый его подарок, сделанный в самый первый день нашего знакомства. Придя домой, я подрезала стебель и поставила цветок в вазу, и через неделю, которую мы провели, ежедневно встречаясь, гуляя между нашими домами и болтая, его лепестки начали увядать. Тогда я по примеру мамы подвесила подсолнух цветком вниз и оставила его так, пока он не стал сухим, потому что знала, этот цветок – наше начало. И сохранила его как напоминание о том, что я оказалась права.

Лепестки давно поблекли, выцвели от солнца и времени. Стали настолько хрупкими, что начали крошиться и опадать.

Подсолнух уже почти не похож на цветок. Но я не выбрасываю его. Не могу – боюсь, сколько всего забудется, если так поступить.

Я забираюсь в кровать, но зная, что не засну, даже не пытаюсь закрыть глаза. Лежу и смотрю на знакомый сучок на потолочной балке, отчаянно желая вернуться в то время, когда мы были вместе, а он был жив. Или чтобы он очутился сейчас со мной, хоть на секунду, и напомнил, что я ощущала с ним рядом, пока и это воспоминание не ушло.

Амплитуда электрического тока, вырабатываемого при работе сердца, в шестьдесят раз превышает показатели головного мозга. Кроме того сердце излучает энергетическое поле – в пять тысяч раз сильнее, чем мозг, причем измерить его возможно на расстоянии более трех метров от тела.

Др. Мими Гварнери «Говорит сердце. Кардиолог раскрывает тайны языка исцеления»

Данные [исследования под заголовком «Электричество прикосновения»] показывают: когда люди соприкасаются или находятся в непосредственной близости друг от друга, происходит передача производимой сердцем электромагнитной энергии.

Институт Математики Сердца

Глава 7

Я просыпаюсь так медленно, что буквально чувствую, как по слоям ускользает мой сон, и всеми силами пытаюсь его удержать, потому что знаю: как только я открою глаза, Трент исчезнет, и я останусь одна. Опять.

В четыреста первый раз.

В доме тихо. Никого нет, понимаю я. Потом вспоминаю, что сегодня суббота, а значит, родители, скорее всего, отправились на свою традиционную прогулку до кофейни с заходом на фермерский рынок на обратном пути, чтобы по возвращении домой провести, следуя маминому нововведению, день без телефонов и почты – работая во дворе, занимаясь готовкой или вместе читая.

Все это – часть кампании по капитальному изменению их образа жизни, развернутой мамой после того, как однажды воскресным днем папа вошел, спотыкаясь, на кухню и попытался было что-то сказать, но его речь стала путанной, искаженной. Перепуганная мама повезла его в больницу, где после многочасового обследования выяснилось, что папа пережил не инсульт, но нечто под названием «транзиторная ишемическая атака», сокращенно ТИА. Врачи сказали нам, что у него случилось кратковременное нарушение мозгового кровообращения, и хотя необратимого ущерба оно не нанесло, следует знать, что это был предупредительный сигнал. Предвестник по-настоящему серьезной болезни.

Со стула в углу больничной палаты я наблюдала за тем, как мама стоит возле папиной кровати и держит его за руку, пока врач перечисляет все возможные факторы риска: кровяное давление, холестерин, неправильное питание, стресс и так далее. Она не раз говорила папе все то же самое, но, думаю, от врача да еще после удара оно воспринималось иначе. Смена образа жизни стало теперь не просто мудрой рекомендацией, но вопросом жизни и смерти.

Когда мы

добрались до дома, папа еще дрожал, а мама уже поставила перед собой цель и разработала план. Вдобавок к прописанным врачами медикаментам она решила исключить все факторы риска, которые должны были быть исключены. При мне она старалась не заострять внимание на том, что «смена образа жизни» приносит пользу здоровью, однако я понимала, что она делает. Сражается за жизнь моего отца. Оба моих дедушки умерли, не дожив до шестидесяти – один от сердечного приступа, другой от инсульта, – и она не собиралась сидеть и ждать, когда история повторится, чтобы овдоветь, как ее мать. Или как я.

Первым делом она наняла в их бухгалтерскую контору помощника и взяла большую часть папиной нагрузки на себя. Затем настояла, чтобы он нормально ужинал дома, а не перехватывал что попало по дороге с работы, где он привык засиживаться допоздна. Вопреки моим ожиданиям, он не стал возражать или жаловаться на слишком радикальные перемены: так я поняла, что папа тоже напуган. Не меньше нас. После смерти Трента прошло всего девять месяцев, и по всей видимости мои родители тоже не успели оправиться от того, насколько внезапно – совсем без предупреждения – может оборваться человеческая жизнь. За один удар сердца.

К счастью, папа предупреждение получил, причем ясное и отчетливое. Все свое детство я не видела, чтобы он ужинал с нами за одним столом, а теперь он сидел там каждый вечер, послушно поедая запеченную рыбу, овощи и каши из зерновых, названий которых мы раньше и знать не знали. Далее мама нацелилась на выходные, которые папа на протяжении последних нескольких лет проводил сидя за компьютером у себя в кабинете – отвечал на рабочие емейлы и просматривал таблицы с отчетами, ворча, что никто, кроме него, не умеет делать дело как следует. Но так было не всегда. Раньше именно папа будил нас с сестрой на рассвете и выгонял за порог, чтобы вместе с нами отправиться на пробежку по проселочным дорогам близ нашего дома.

Теперь утром по выходным его поднимает мама. Они уходят на долгую прогулку до города, обмениваясь шутками и общаясь – только вдвоем. Можно сказать, заново обретая друг друга после стольких лет, посвященных тому, чтобы поднять бизнес с нуля, чтобы вырастить меня и Райан, возить нас в школу, на тренировки и соревнования. Это воссоединение пошло им обоим на пользу, и я рада, что они так сосредоточились друг на друге. Еще и потому, что это в некоторой степени отвлекает их от меня.

На кухне мама оставила записку с напоминанием о том, что после бранча со своими «красными шляпками» («Общество красных шляпок» – организация, основанная в США в 1998 году для женщин от 50-ти лет и старше. – Прим. пер.) заедет бабушка – повидаться, а может по наущению мамы понянчиться со мной после аварии, – и с просьбой помочь бабушке с ее «проектом». А еще в холодильнике меня ждет кувшинчик с соком кудрявой капусты, пророщенной пшеницы и чего-то еще. Свежевыжатые соки отныне тоже входят в наше меню.

Но я иду к кофеварке. Заправляю маленькую пластиковую капсулу и ставлю под носик чашку. На стойке гудит мой телефон. Номер незнакомый. Мгновение я раздумываю, не перевести ли звонок на автоответчик, чтобы перезвонить потом – я ведь едва проснулась, – но почему-то все равно отвечаю.

– Да?

– Привет. Могу я поговорить с Куинн Салливан? – Голос мужской, тон формальный.

– Это я… То есть, это она. – Закатываю глаза. – Это Куинн.

– О. – Человек откашливается. – Кхм… Это ведь ты вчера стукнула мой автобус и оставила записку с этим номером, да?