О геополитике: работы разных лет
Шрифт:
Имеются в виду постановления Версальского договора 1919 г. [с.54]
Урга — русское название Улан-Батора до 1924 г. Кобдо и Улясутай — города в Монголии. [с.54]
Речь идет о северной части Монголии, которая в конце ХVII в. была завоевана маньчжурами и названа ими Внешней Монголией в отличие от южной части Монголии, завоеванной ранее (Внутренняя Монголия).
В декабре 1911 г. монгольский народ добился провозглашения государственной независимости. В результате русско-монгольского соглашения 1912 г. и русско-китайской декларации 1913 г. был выработан автономный статус Внешней Монголии, окончательно утвержденный Кяхтинским так называемым тройственным соглашением России, Китая и Монголии.
Палацкий Франтишек (1798-1876) — чешский политический деятель, историк и философ, иностранный член Петербургской Академии наук (1863). [с.54]
Мольтке Гельмут Карл-Бернгард фон (Старший) (1800-1891) — прусский фельдмаршал, начальник прусского (с 1871 г. имперского) Генерального штаба в 1857-1888 гг., фактический главнокомандующий во время войн Пруссии с Австрией (1866) и Францией (1870-1871), военный писатель и теоретик. [с.54]
Фробениус Лео (1873-1938) — немецкий этнограф, исследователь культуры народов Африки. Рассматривал культуру как обособленный социальный организм. [с.54]
Гамильтон, сэр Иен Стандиш Монгейт (1853-1947) — английский военный деятель, участник колониальных войн в Азии и Африке. [с.54]
ГЛАВА V
РАЗДЕЛЯЮЩАЯ СИЛА НЕОБИТАЕМЫХ ЗЕМНЫХ ПРОСТРАНСТВ.
ВРАЖДЕБНЫЕ ДЛЯ ЖИЗНИ ГРАНИЦЫ
Восприятие границы Катцелем как становящейся все более узкой вплоть до юридически и математически прочерченной линии, будущей арены борьбы за жизнь вытекает из создающей сильное напряжение противоположности, которая существует на стыке между наполненной жизнью землей и землей незаселенной (анэйкуменой). Это напряжение заставляет изучать, пожалуй, как сильнейшую, понятную с точки зрения как естественных, так и гуманитарных наук разделяющую силу в отношении границы незаселенного или же считающегося незаселенным земного пространства (мнимая анэйкумена?); оно, само собой разумеется, имеет точно такое же значение как для экономики и физической географии и их проявлений в сфере сношений, так и для хорошо продуманных, проникнутых духовностью политических и культурно-географических планетарных мировоззренческих движений. Но и здесь в пересечении полярных пространств, арктической и антарктической анэйкумены, поясов пустынь, высочайших горных хребтов, поясов болот первобытного тропического леса (Terai), океанских просторов (которые и сами, естественно, являются ареной борьбы за жизнь) мы видим проницаемость всех границ. Абсолютных границ больше нет ни на земле, ни на море, ни в ледяных пустынях полярных ландшафтов. Как раз в наше время взялись за раздел границ Арктики и Антарктики под нажимом англосаксов и Советского Союза. На планете больше нет “no man' s land” — “ничейной земли”.
В этой констатации сразу обнаруживается масштаб проблемы противоречия между границей и анэйкуменой, значение признания того, что с быстро растущим оттеснением анэйкумены эйкуменой, с расширением пригодной для жизни земли и с увеличением плотности населения усиливается значение идеи о границе как плацдарме борьбы, как о непрерывно наступающем или отступающем замкнутом, но не сохраняющемся застывшим образовании! Пограничная борьба между жизненными формами на поверхности Земли становится при ее перенаселенности не мирной, а все более безжалостной, хотя и в более гладких формах. Кто пытается ввести в заблуждение человечество на этот счет, неосознанно или сознательно потворствует лжи, даже если она продиктована состраданием и милосердием. Чем больше будут оттесняться незаселенные, а также считающиеся таковыми пространства, тем все труднее сохранить длительную
Взгляд на масштаб и значение постановки вопроса о разделяющей силе необитаемости целесообразно исходит, пожалуй, из определения понятий “эйкумена” и “анэйкумена”, т.е. из понятий обжитых или сохраняющихся незаселенными пространств, которые встречаются в трудах Ратцеля, впервые опубликованных под заголовком “Uber die Anwendung des Begriffs Okumene auf die geographischen Probleme der Gegenwart” (“О применении понятия “эйкумена” в географических проблемах современности”), а также во втором томе “Antropogeographie” (“Антропогеография”) и “Erde und Leben” (“Земля и жизнь”).
Исследование представлений жившего до нас поколения о считавшихся непригодными для жилья пространствах, признанных естественными науками безусловно разделяющими зонами планеты, показывает, как далеко мы опередили эти представления на протяжении жизни одного поколения, которые в то время для любого человека, любого народа находились в совершенно другом месте, позволяя выносить лишения сообразно их способности и технической оснащенности в борьбе за существование.
Нам необходимо лишь дополнить представления Ратцеля взглядами его учеников, прислушиваясь к мнению К. Хассерта о северной полярной границе обитаемой земли, какой он увидел ее в 1892 г., к Е. Шёне по поводу тропических зон или к суждениям Бергера о возникновении понятия “анэйкумена” в его “Geschichte der wissenschaftlichen Geographic der Griechen” (“История научной географии греков”), чтобы узнать, как быстро совершалось развитие от тех первых формулировок понятия об отдельных образованиях анэйкуменных зон и поясов, например, в высотных границах и высотных поясах. Сегодня мы признаем борьбу за освоение анэйкумены и понятие политически обеспеченной защиты в ней как крупную пространственную цель превентивной политики заселения, градацию этого понятия, скажем, от русского к китайскому и японскому, становящегося все более южным и океанским, как одну из мощнейших движущих сил политического действия на длительную перспективу и на более широких пространствах.
Как нам известно из физической географии, среди проявлений жизни на Земле, которые ведут к установлению границ анэйкумены, — прежде всего сковывание жизни вследствие холода [с.57] (лед в полярных или высокогорных областях), недоедание в результате отчуждения земли (исчезновение растительного покрова, опустошение пассатами, ветровая эрозия), неосвоение территорий из-за недостатка осадков, заражения почвы, засоления, гибели всходов от пожаров (похожая на чернозем земля на Суматре).
Как широко в этих проявлениях все еще сохраняются остатки оттесненных укладов жизни человека, искателей сокровищ земли, необычно вооруженных для борьбы спорадических поселенцев, — это вопрос для обдумывания.
Мы знаем и совершенно иной тип сохраняющихся незаселенными земель, из коих одна часть считается высокопродуктивной, обладающей способностью к освоению, возникающей путем подавления многообразия жизни из-за переувлажненности. К этому типу относятся тундра и болотистые земли, а также прочие неисчерпаемо плодородные земли, где в результате засилья отдельных видов растительного и животного мира, нашедших для себя оптимальные условия, другие жизненные формы не могут изменять свои границы; они могут переместиться туда, как только внешнее насилие, новые находки, например улучшения тропической гигиены, сломают это враждебное жизни, одностороннее пышное произрастание, развеют давление первобытного леса, в котором, по достоверному мнению Заппера, на плодороднейшей земле можно голодать из-за ее однообразия, полчищ саранчи, разносчиков тропической малярии, мухи цеце. И даже в наших умеренных зонах мы должны наблюдать за борьбой буков и сосен, бросового леса и кустарников против строевого леса или же желтых лютиков на пашне, чтобы знать истоки подобных явлений.