О, hello, Death
Шрифт:
Vol 7.1
Ещё несколько часов до рассвета, а Люцифер не спал. Ему от природы не нужно было спать. Он не знал что такое сны, блаженство отстранённости, тяжесть во всём теле по утрам, когда нужно выбираться из тёплой постели, заставлять себя бежать в ногу со временем. Это так утомляет. Всю ночь он провёл рядом с девушкой, а теперь женщиной, что просто не желала выпускать его из объятий. Она закинула ногу на его бедро, крохотная ладошка лежала на его груди. И почему-то Дьяволу совершено не хотелось выбираться из тёплого кокона нежности Чакки.
Её ласка, которой он не чувствовал на протяжении долгих веков; её неразборчивый лепет во сне, что был совершенно несуразен, но так приятен в этот предрассветный час. Ощущение чьего-то тела рядом. Он ведь так долго пробыл в темнице без света, тепла, элементарного общения. Сколько себя помнил он лелеял
Медленным движением руки, он пропускал сквозь пальцы спутанные локоны, взгляд подёрнутый пеленой устремился в потолок. Люцифер не знал, что ему делать. Вопреки всем людским поверьям, он не был монстром, не был всезнающим, как Бог. Да, он был гораздо мудрее обычного ангела и уж, тем более, мудрее человека. Он чувствовал, как мир вокруг движется в своём ритме, ощущал на ментальном уровне резонанс душ людей. Но теперь, в телесной оболочке, он чувствовал себя таким…человечным. Если вначале своего пути, Падший думал, что такая незначительная преграда, даже, скорее всего пылинка, как один единственный человеческий ребёнок не был для него проблемой. То теперь… Ангел не знал, что ему делать. С одной стороны он ненавидел людей, испытывал чувство отвращения по отношению к ним. Его сущность требовала уничтожить их всех, стереть с лика Земли, будто и не было никогда этого омерзительного творения Господа. А с другой — тепло, доброта, трепет, немое восхищение, коими одаривала его маленькая Чакки. Ему всегда будет мало и когда-нибудь он осушит её хрупкое тельце, вберёт в себя до последней капли её душу и разум. Этих сияющих глаз ему больше не забыть никогда. Он не сможет поднять на неё руку, не сможет низвергнуть её в Ад на муки до скончания веков. Больше это не в его власти.
Логан тихо замычала во сне, теснее прижалась к его обнажённому телу. Острые ноготки царапнули по коже, разнося импульсы по всему телу. Дьявол судорожно вздохнул.
«Что же ты со мной делаешь? Что за магия таится в твоём немощном теле? Я не могу пошевелиться или не хочу. Я готов лежать так вечно, согревать тебя своим теплом, любоваться острыми косточками плечей, невесомо касаться губами виска. Может быть, Рай вовсе не сады, не тепло солнца, а человек? Нет. Человек не может быть Раем, ведь он отвратителен. Он всего лишь кусок мяса, не знающий элементарного чувства чести, искренней любви. Ты не человек, Чакки, нет. Ты не можешь быть из этого рода. Нет.»
Льдистый взгляд Ангела скользнул по чертам лица девушки. Ещё вчера он страстно впивался в её уста, а сегодня они уже побледнели, но до сих пор хранили его вкус, сталь крови. Бардовые синяки рассыпались по телу, и в какой-то момент мужчина даже хотел стереть их, вернуть чуть бледной коже её прежней вид, но не стал. Каждый синяк, засос, укус были клеймом, его клеймом. Пусть другие знают, пусть видят. Это будет тешить его самолюбие. И она каждый раз будет задерживать на них взгляд, панически краснеть, вспоминая подробность их первой, и далеко не последней, ночи. Это правильно.
Осторожно высвободившись из объятий девушки, в которых тут же был сжат плед, что накрывал их разгорячённые тела, а теперь будто кокон обернулся вокруг хрупкой девушки, Люцифер выпрямился в полный рост. Огонь в камине потух несколько мгновений назад и серебристый дымок взвился в дымоход, ускользая прочь, нашёптывая ветру о страсти и нежности, что лицезрел в этот ранний час. Комната погрузилась во мрак, но сквозь щель в шторах пытался проскользнуть голубоватый предрассветный свет. Перед мысленным взором Люцифера предстало небо, ещё не окрашенное в золотистые тона, отцветающее последней чернотой, в котором медленно гасли звезды, и лик луны терялся в дымке. Раньше, когда он был ещё прекраснейшим из ангелов, он любил спускаться с небес, замирать на вершине горы, подставляя лицо порывам ветра. Он наблюдал за восходящим солнцем, считал секунды, и в тот самый момент, когда первые скромные лучи достигали его доспехов, он расправлял свои белоснежные огромные крылья, взмывал в небо. Всё выше и выше, кутаясь в облака.
Он оглядывался на землю, девственно чистую, такую невероятно прекрасную. И в его ангельской душе зарождалось чувство восторга. Бесспорно, он любил это творение своего Отца. Старший брат не понимал этого его восторга, он был лидером, как и сам Люцифер, воином. Но Михаил был покорным,
Дьявол закрыл глаза. Снова на нём была одежда, а чёрная тень крыльев скользнула по стенам, наполняя томный воздух наэлектризованными импульсами, что достигая предметов, будто растворялись в небытие. Чакки съёжилась, укутываясь ещё сильнее в клетчатый плед, по её коже побежали мурашки, и она сдавленно промычала во сне. Падший оглянулся на её хрупкое тельце. Так не хотелось уходить, оставлять её одну без присмотра. Она ведь снова найдёт себе приключений, в этом он не сомневался. Снова едва переставляя ногами, вернётся к нему и рухнет в объятия, давясь собственной кровью, теряя сознание от боли, не столько телесной, сколько моральной. Вы думаете, почему она такая слегка невменяемая. Это всё результат её впечатлительности. Легче раствориться в сумасшествии, чем пытаться бороться с ним. Чем больше ты отталкиваешь его, тем сильнее оно затягивает. Чакки балансировала на тонкой грани между безумием и вменяемостью. Всего лишь лёгкий толчок в спину и она потеряет себя. Но пока есть к кому возвращаться, пока есть ради кого жить она будет держаться. Соскальзывать и снова взбираться, цепляться ослабевшими пальчиками за последнюю ниточку. А когда и её не станет, когда время смешает воспоминания, сотрёт границы, она рухнет. Падёт, как когда-то он пал. Это ведь неизбежно.
Взмах крыльев и Дьявол бесшумно исчез из комнаты, оставив дымиться угольки, тихо выстукивать ритм настенные часы, шуршать занавески от едва различимого ветерка. И её. Девушку, что сама того не подозревая заставила его задаваться вопросами, сомневаться. Заставила его ждать новой встречи.
***
Дин лежал, на повидавшем не одну задницу, диванчике, прижав пакетик со льдом к больному носу. Всё тело ломило после драки, давно он так не буйствовал, как вчера. Винчестер даже не помнил, с чего его так понесло. То ли сама неприязнь к демонам подстегнула, то ли вид измученного подростка, что будто сломанная кукла свисала с рук черноглазого. Даже будучи убийцей, тем, кто проливает кровь, Дин, как любой нормальный человек, просто не мог видеть страданий ребёнка. Это душило, стискивало сердце ледяными оковами и тело просто немело. Перед мысленным взором охотника до сих пор было побелевшее лицо Чакки. Он снова и снова видел, как её глаза закатываются под веки, руки бессильно вздрагивают, а на полу остаётся кровавый след. Дин чувствовал ответственность за девочку и каждый раз, когда она попадалась в руки недоброжелателей, всё внутри него замирало. В голове мужчины порой появлялись мысли, что он слишком печётся о Логан, что воспринимает её как свою младшую сестру или даже скорее как непутёвую дочку, что тянет ручки к дробовику, что своей отдачей просто свалит её на землю.
Винчестер усмехнулся, представив, что было бы, если бы Чакки была его дочерью. Слишком похожие характерами, они бы и дня без перепалки не прожили. Она бы всевозможными способами пробивалась на охоту, стаскивала у него из кармана ключи от Импалы и колесила по улицам, а потом с диким воплем убегала, когда он хватался за ремень. Дин старался бы оградить её от мира сверхъестественного, но она бы всё равно окунулась в него с головой, случайно нарвавшись на оборотня, ругагру, или даже хоть на тех же самых демонов. А потом Винчестер подумал о том, как бы она закатывала истерики, игнорировала его нравоучения и, скорее всего, сбегала бы из дома. Как он и Сэм колесили за ней по штатам, вылавливали из баров, вытаскивали из постелей каких-то мужчин. Именно после этой мысли Дин поблагодарил Бога, что у него нет такой дочери. Это был бы настоящий кошмар. Хотя, скорее всего, она бы спелась с Сэмми. И тогда бы у Дина была бы двойная головная боль.
— Дин, — тихо позвал брата Сэмми, лёжа на узкой кровати, сцепив руки за головой в замок. — Как думаешь, с ней всё хорошо?
Не трудно было догадаться, что младший переживает за девушку, хотя чего греха таить, Дин сам изводил себя всевозможными предположениями. Одно другого хуже. Но ради брата, он соврёт. Всегда врал и теперь это сделает.
— Конечно. Она же нашей масти. Выкарабкается. Мы же выбрались, — как можно беспечнее бросил охотник, откладывая полурастаявший пакетик со льдом на небольшой столик. На широкой ладони остались капельки воды, которые Винчестер брезгливо стряхнул на затёртый ковёр и обтёр руку о штанину. Послышался натянутый скрип кровати, Сэм сел.