О хирургии и не только
Шрифт:
Итак, семья НА Некрасова не доверила лечение российским врачам. Так же поступил и великий Н.И. Пирогов, когда профессор Н.В. Склифосовский диагностировал у него рак верхней челюсти и предложил операцию. Николай Иванович предпочел поехать в Вену на консультацию к тому же Бильроту. Венский хирург уверил Пирогова, что это не рак, и назначил противовоспалительное лечение. Был ли этот диагноз врачебной ошибкой Бильрота или, посчитав опухоль неоперабельной, он сделал это из гуманных соображений – неизвестно. Хочется, конечно, предполагать именно второй вариант.
Раньше я упоминал, что и Н.М. Амосов уехал лечиться за границу. Вот уж поистине «нет пророка в своем отечестве»! Больно и обидно думать и говорить об этом…
За свою долгую жизнь я не раз сталкивался с ситуацией, когда больные уезжали лечиться за границу, но потом возвращались в Россию. Чтобы не выглядеть голословным, приведу
Бизнесмен А. из Сибири отправил свою жену на лечение в США. Ранее у нее был диагностирован рак головки поджелудочной железы. Американские врачи признали опухоль неоперабельной и провели курс дистанционной лучевой терапии. Лечение обошлось бизнесмену в 170 000 долларов. Через какое-то время состояние больной ухудшилось. Муж к тому времени обанкротился, денег на заграничное лечение не стало, и они «вынуждены» были обратиться к отечественной медицине. Так эта пациентка оказалась у мет на лечении. Было проведено обследование, и я провел радикальную операцию в объеме гастропанкреатодуоденальной резекции. Операция прошла гладко, без каких-либо технических сложностей. Обанкротившийся, но благодарный супруг пациентки презентовал мне бутылку коньяка. Мой друг, профессор Л.И. Гусев, человек с отменным чувством юмора, рассказывал потом, что мы с ним единственные люди в мире, попробовавшие коньяк за 170 000 долларов.
Еще у одного моего пациента, журналиста Н., работавшего в Южной Корее, была выявлена опухоль головки поджелудочной железы с метастазами в правую долю печени. Врачи, обследовавшие его в ведущей клинике Сеула, признали опухоль неоперабельной. Врачи больницы при английском посольстве диагноз и неоперабельность опухоли подтвердили. Прогнозы были самые неблагоприятные. Тогда Н. вернулся в Москву и обратился к нам в Центр. При обследовании мы выявили нейроэндокринный рак головки поджелудочной железы с метастазами в печень. Частично мы были согласны с корейскими и английскими врачами, но абсолютно не были согласны с критерием неоперабельности. Я произвел гастропанкреатодуоденальную резекцию, а через два месяца – правостороннюю гемигепатэктомию. Через несколько месяцев Н. приехал в Сеул и пришел в ту больницу, где его признали неоперабельным. Увидев «умиравшего» пациента живым и здоровым, врач обошел его со всех сторон, усадил и детально расспросил, где и что ему делали, как лечили. Не поверив своим глазам и словам Н., врач даже провел некоторое обследование. Но результаты говорили сами за себя! Сеульские врачи написали пациенту пространное письмо с извинениями за неправильно поставленный диагноз и, как следствие, неоказанное лечение. Я не против, чтобы люди лечились за границей. В крупных клиниках хороший уровень хирургии и сервис. Я убедился в этом лично, посетив не одну европейскую и японскую клинику. Так что, если есть финансовые возможности для лечения за границей – ради Бога! Но будь на то моя воля, я бы законодательно запретил лицам, стоящим у власти, лечиться за границей! Надо пользоваться той медициной, которую создали в своей стране. Выделять на нужды медицины в стране мизер, а в случае личной необходимости уезжать лечиться за границу – аморально! Как и в других сферах, здесь не должно быть двойных стандартов.
Но я слишком отвлекся от хирургического кружка и доцента С.Г. Горина. К тому времени мы с моим братом Сергеем уже созрели для того, чтобы что-то делать своими руками. Поэтому интерес к кружку у нас постепенно пропал, мы посещали его лишь время от времени, а потом и совсем прекратили. У нас возникла идея оборудовать операционную в сарае. Мы затратили много сил, чтобы превратить заброшенное строение во вполне приличную операционную: настелили пол и обили стены, провели электричество и поставили обогреватель, и даже оборудовали «послеоперационную палату». Нашими «пациентами» стали кролики, которых мы оперировали под местной анестезией. Я до сих пор признателен своему тестю, который выступал спонсором нашего мероприятия.
Мы совершенно справедливо считали, что прежде всего в абдоминальной хирургии надо освоить методику сшивания полых органов. Этим мы и занялись, по очереди оперируя кроликов, меняясь местами в ролях «хирург-ассистент». Основные операции, которые мы проводили, это резекция желудка, тонкой кишки, гемиколэктомия и так далее. Могу похвастаться, что ни один кролик не умер ни во время операции, ни в ближайшем послеоперационном периоде. Постепенно начала появляться определенная уверенность в работе, да и весь этот опыт очень пригодился впоследствии.
Из отдельных технических приемов, доступных для тренировки в обычных условиях, – это вязание узлов. Быстрота и методическая правильность вязания узлов, во-первых, ускоряют
Уже на четвертом курсе я твердо решил стать абдоминальным хирургом. Торакальная, сосудистая и нейрохирургия меня как-то не привлекали. Может быть, потому, что я практически не видел эти операции, да и в то время они в СССР были не так развиты, как абдоминальные. Тем не менее я старался как можно больше почерпнуть и в других разделах хирургии, в частности в травматологии. Я прекрасно понимал, что, работая в районе, мне непременно придется встретиться с травмой. Поэтому иногда я ходил на дежурство в травматологию и приобрел определенный опыт в этом разделе.
Очень хорошо помню случай, невольным свидетелем которого я стал, придя на дежурство в какой-то праздничный день. Такие дни изобилуют так называемой пьяной травмой. И вот привезли больного с множественными рваными ранами лица, в состоянии выраженного алкогольного опьянения. Дежурная женщина-травматолог уложила пострадавшего на стол и начала обработку ран, а мне поручила записывать в амбулаторную карту последовательность ее действий. Все это время операционная оглашалась отборным матом, которым виртуозно владел наш сильно нетрезвый пациент. Хирург, женщина средних лет, спокойным, я бы сказал, нежным голосом уговаривала буяна: «Миленький, ну потерпи немного, ну не ругайся ты так, скоро закончим…» Только вот пациента такая реакция врача не успокаивала, а все больше распаляла, и нецензурная брань переходила уже все границы. В это время в кабинет зашел ответственный дежурный – травматолог. Он постоял, слушая весь этот мат, молча подошел к голове пьянчуги, взял его за волосы, поднял голову и сильно ударил об стол. Сразу же наступила абсолютная тишина. Хирург обернулся ко мне и спокойно сказал: «Запиши в диагнозе еще и сотрясение головного мозга». Вот таковы мои университеты!
До сих пор не могу однозначно ответить, прав ли был тот хирург. Да, бить никого нельзя – ни больных, ни здоровых. Но порой встречаются такие персонажи, которые не понимают никакого другого языка, кроме грубой физической силы. Поэтому я все же больше склоняюсь к оправданию такого поведения хирурга, но не считаю, что его поступок – образец для подражания.
Поскольку я затронул морально-этические проблемы, расскажу еще один эпизод, касающийся отношений «врач – больной». Это произошло во время отдыха на Иссык-Куле. Я во время плавания в очередной раз вывихнул правую руку, у меня уже был так называемый привычный вывих. Со мной был мой брат Сергей, мы сразу же обратились в медпункт, имевшийся в этой курортной местности. Вокруг меня собралась толпа из врачей как работающих в санатории, так и отдыхающих, но хирурга среди них не было. По тому, как вся эта компания принялась вправлять мне вывих, я сразу понял, что они понятия не имеют, как это делается. Экзекуция продолжалась минут тридцать, пока я не сказал, что уже не могу терпеть боль. Мне понятно искреннее желание этих милых людей помочь мне, но подобная помощь приносит больше вреда, чем пользы.
Дальше было еще лучше: нам выделили старый уазик, чтобы добраться до ближайшей больницы, где есть хирург. Этот поселок находился в 60–70 километрах от места нашего отдыха. Ехать предстояло не меньше часа, рука болела невыносимо, я забился в угол и сидел молча с закрытыми глазами. Минут через пятнадцать наш водитель взял еще одного пассажира. Голосовавший на дороге мужчина лет сорока оказался очень общительным и приятным попутчиком. Вскоре выяснилось, что он ассистент кафедры травматологии нашего института. Если не считать, что боль в руке усиливалась и я остро чувствовал каждую кочку на дороге, до поселка Рыбачий мы добрались вполне благополучно. Мы зашли в первую попавшуюся (и, наверное, единственную) больничку. Наш попутчик, которого здесь хорошо знали, принялся оказывать мне помощь. Она была абсолютно профессиональна! Он ввел мне 10 кубиков новокаина в полость сустава и вправил вывих буквально за пару минут.