О красоте
Шрифт:
— Ты думаешь, мы тут все дремучие, от сохи, — сказал Чу, но без тени злости, а словно объективно констатируя факт. — Но не все из нас живут в такой дыре. Феликс обитает в Веллингтоне — #9632; конечно, ты этого не знал. В большом доме. Его брат заправляет там всеми такси. Он тебя видел.
Леви встал с коленей, держась к нему спиной. Врать в лицо он никогда не умел.
— Эээ… понимаешь, мой дядя, это он там живет… А я у него вроде как подрабатываю, прибираю во дворе и…
— Я был там во вторник. — Чу его не слушал. — В колледже. — Он выговорил это
Леви присвистнул:
— Ненавижу французский. А нам вдалбливают эту гадость. Бррр!
— И вот, — продолжал Чу, — кузен мне говорит: сходи, всего один вечер, тридцатка на нос. Умерь гордость! Надень мартышкин наряд, стань мартышкой и разноси важным белым профессорам креветки и вино. Там и тридцатки не вышло: пришлось отстегнуть за химчистку рабочей одежды. Чистыми перепало всего двадцать два доллара!
Чу протянул Леви косяк. Леви опять отказался.
— Как думаешь, сколько получают профессора? Сколько?
Не знаю, сказал Леви; он правда не знал. Из отца и двадцатку-то фиг выжмешь.
— А нам за то, что мы их обслуживаем, платят гроши. Чем не рабство? Что изменилось? А, к хренам собачьим! — сказал Чу, но с его акцентом это прозвучало беззубо и комично. — Хватит американской музыки. Поставь Марли! Я хочу что-нибудь из Марли!
Из Марли у Леви был только сборник «Лучшее», позаимствованный с материнского компакта.
— И я его видел, — Чу, с налитыми кровью глазами, встал на колени, вперил взгляд в неведомого демона где - то за пределами этой комнаты. — Сидит за столом, вылитый лорд. СэрМонтэгю Кипе… — Чу сплюнул прямо на пол. Леви, который некогда долгое время считал, что чистота — лучшая красота, это покоробило. Как бы пересесть так, чтобы не видеть плевка?
— Знаю я этого кренделя, — сказал Леви, незаметно отодвигаясь. Чу рассмеялся. — Правда. То есть не то чтобы лично знаком, просто он… Папаша его на дух не переносит, стоит сказать его имя, как папаша словно…
Длинным указательным пальцем Чу ткнул прямо ему в лицо.
— Если ты его знаешь, знай следующее: этот человек — лжец и вор. Нам, нашей общине, все про него известно, мы следим, как он идет в гору: врет с три короба, наживает славу. Ты воруешь у бедных их искусство и на этом богатеешь! Ты богач! Те художники умирали от нищеты и голода. Они продали свои работы за бесценок от отчаянья — они не знали! Нищие, голодные! Я наливал ему вино… — Чу с утрированным подобострастием изобразил, будто наполняет бокал. — Никогда не продавай душу, брат. Она дороже двадцати двух долларов. Меня разрывало от горя. Не продавай ее за горсть монет. Все пытаются купить черного человека. Все, — стукнул он кулаком по ковру, — пытаются купить черного человека. Но он не продается. Его
— Согласен, — поддакнул Леви и, не желая быть невежливым, взял в который раз протянутый ему косяк.
В то же утро, но в Веллингтоне, неожиданный визит нанесла Кики.
— Вы Клотильда?
Девушка, дрожа, смотрела на нее в щелку и явно не узнавала. Она была такая худенькая, что кости проступали сквозь джинсы.
— Меня зовут Кики, Кики Белси. Мы с вами встречались.
Клотильда открыла дверь шире. И, узнав Кики, пришла в замешательство. Вцепилась в ручку, заюлила, заерзала. Ей не хватало слов, чтобы выразить желаемое по - английски.
— О… madame, о, mon Dieu, мизис Кипе… Vous пе 1е savez pas? Мте Кипе n'est plus ici… Vous comprenez?
— Простите, я…
— Мизис Кипе, elle a ete tres malade, et tout d'un coup elle est morte! Мертвый!
— Да-да, я знаю, — замахала Кики, охлаждая ее пыл. — Господи, наверное, стоило сначала позвонить… Да, Клотильда, да, я понимаю. Я была на похоронах. Не волнуйся. Милочка, я пришла к мистеруКипсу, профессору Кипсу. Он дома?
— Клотильда! — раздался из глубины дома голос Монти. — Закрой дверь, ferme, или хочешь нас заморозить? C'est froid, e'est tres froid. О Боже…
На дверь легла рука; дверь распахнулась; перед Кики предстал изумленный Кипе. Несмотря на костюм - тройку, вид у него был далеко не такой щеголеватый, как обычно. Вглядевшись, Кики поняла, что впечатление портят разросшиеся, кустистые брови.
— Миссис Белси?
— Да! Я… я…
При виде его крупной головы с блестящей макушкой и жестоких, навыкате, глаз Кики смешалась, растеряла все слова. Поэтому она молча протянула руку с пакетом из лучшей веллингтонской пекарни.
— Это мне? — спросил Монти.
— Вы были так… любезны в Лондоне, и я… Захотелось вас проведать и угостить…
— Тортом?
— Пирогом. Когда у человека горе, то, мне кажется…
Монти изумился еще больше, но быстро пришел
в себя.
— Постойте… Да вы входите… На улице жуткий холод. Ни к чему беседовать на пороге, входите. Клотильда, возьми у гостьи пальто.
Кики вошла в переднюю.
— Благодарю вас. Так вот, мне кажется, когда у человека горе, то все вдруг начинают его избегать. Я на себе ощутила: когда умерла моя мать, меня все сторонились, а мне было так обидно и ужасно одиноко, поэтому я решила навестить вас и детей, принести пирог и… Конечно, между нашими семьями бывали разногласия, но, по - моему, когда случается такое…
Она одернула себя за болтовню. На крошечную долю секунды Монти бросил взгляд на карманные часы.
— Ой, я не вовремя…
— Нет, что вы! Я собираюсь в колледж, но… — Он оглянулся вглубь прихожей и, коснувшись спины Кики, подтолкнул ее вперед. — Но я кое-что не завершил. Не могли бы вы… Разрешите оставить вас здесь на пару минут, пока я… Клотильда принесет чаю и… Располагайтесь, — проговорил он, когда они вошли в библиотеку, покрытую ковром из воловьей шкуры. — Клотильда!