О красоте

Смит Зэди

Как и в прошлый раз, Кики присела у пианино и с грустной улыбкой оглядела ближайшие полки. Книги на букву «Н» стояли в безупречном порядке.

— Вернусь через минуту, — пробормотал Монти и хотел уйти, но тут в доме что-то грохнуло, и в передней послышался топот. Дверь в библиотеку распахнулась. На пороге стояла чернокожая девушка с заплаканным лицом. Она кипела от ярости и готова была ее выплеснуть, но вдруг увидела Кики. Злость сменилась удивлением.

— Шантель, это… —

сказал Монти.

— Можно мне идти? Мне надо идти, — сказала девушка, делая несколько шагов вперед.

— Пожалуйста, как хотите, — спокойно ответил Монти, идя ей навстречу. — Продолжим наш разговор в обеденный перерыв. Жду вас в час в моем кабинете.

Кики услышала, как хлопнула входная дверь. Немного помедлив, Монти повернулся в гостье.

— Прошу прощения за этот инцидент.

— И вы меня извините, — сказала Кики, глядя на ковер под ногами. — Я не знала, что у вас гости.

— Это студентка… Собственно, в ней и было дело, — сказал Монти, подходя к белому креслу у окна и усаживаясь в него. Кики пришло в голову, что еще ни разу ей не доводилось видеть его в обычной домашней обстановке.

— По-моему, я раньше ее видела, она знакомая моей дочери.

Монти вздохнул.

— Несбыточные надежды. — Он посмотрел в потолок и перевел взгляд на Кики. — К чему давать этим молодым людям несбыточные надежды? Что хорошего из этого выйдет?

— Простите, не понимаю, — сказала Кики.

— Юная леди афроамериканского происхождения, которую вы здесь видели, — Монти решительно опустил руку с печаткой на подлокотник викторианского кресла, — не имеет высшего образования, не окончила среднюю школу, но тем не менее считает, что веллингтонское академическое общество обязано принять ее в свои священные ряды, а знаете почему? В качестве компенсации за несчастья — ее и ее родных. На самом деле, проблема существенно масштабнее. Эти дети требуют репарации за историю,и их в этом поощряют. Они пешки в политической игре, их кормят сказками. Меня это чрезвычайно удручает.

Слишком пышная речь для единственного слушателя. Кики не знала, что и сказать.

— Кажется, я не… Ачто конкретно она от вас хотела?

— Говоря упрощенным языком, она не платит за обучение и плохо успевает, однако желает продолжать обучение в Веллингтоне. И всего лишь потому, что у нее черная кожа и она бедна. Развращающая философия! Чему мы научим своих детей, если будем им внушать, что законы меритократии ^{48} , безусловные для их белых сверстников, для них не писаны?

После этого риторического вопроса повисла тишина. Монти снова вздохнул.

— И вот эта

девушка заявляется ко мне — в мой дом, утром, без предупреждения, — и просит, чтобы я замолвил словечко на ученом совете и ей позволили и дальше посещать курс без законного на то основания. Она думает, что если ходит в одну со мной церковь, помогает в благотворительной миссии, то я ради нее обойду правила. Потому что я, как здесь любят говорить, ее «брат»? Я ответил, что делать этого не собираюсь. Результат вы видели. Истерика!

— А-а, — Кики скрестила руки на груди. — Да, я об этом слышала. Если не ошибаюсь, моя дочь добивается обратного.

Монти улыбнулся.

— Да. Она выступила с невероятно впечатляющей речью. Ох, боюсь, задаст она мне жару!

— Да, голубчик, — Кики укоризненно, как в церкви, покивала головой, — обязательно.

Монти снисходительно кивнул.

— А что же ваш пирог? — принял он вид безутешного вдовца. — Полагаю, он означает, что семьи Кипсов и Белси вновь враждуют.

— Нет… Зачем нам враждовать? В любви, как и… в науке, все средства хороши.

Монти опять улыбнулся. Глянул на часы и погладил живот.

— Съесть ваш пирог мне мешают не идеологические разногласия, а, к сожалению, время. Пора в колледж. Хотелось бы посидеть с вами, почаевничать. Очень мило с вашей стороны было зайти.

— Что ж, в другой раз. А вы пойдете в город пешком?

— Я всегда хожу пешком. Вам по пути? — Кики кивнула. — В таком случае, прогуляемся вместе, — произнес он с мощным раскатистым «р».

Опершись руками о колени, он встал, и тут Кики заметила позади него пустую стену.

— Ой!

Монти вопросительно взглянул на нее.

— Картина… Здесь раньше висела картина, да? С нарисованной женщиной?

Монти обернулся и посмотрел на пустое место.

— Действительно, висела. Но откуда вам это известно?

— Однажды мы сидели здесь с Карлин, и она рассказывала о той картине. Она очень ее любила. Та женщина была какая-то богиня, да? Символ чего-то. Необыкновенно красивая.

Монти снова посмотрел Кики:

— Могу вас заверить, что она не утратила своей красоты, а всего лишь переехала. Я решил повесить ее в своем кабинете на кафедре африканистики. Люблю на нее смотреть, — грустно сказал он и на мгновение уронил голову в ладонь. Потом подошел к двери и открыл ее перед Кики.

— Вы, должно быть, ужасно тоскуете по жене, — с жаром сказала Кики.

Уличи ее кто-нибудь в эмоциональном вампиризме, она бы вознегодовала: это просто сочувствие убитому горем человеку! — но, так или иначе, Монти не отозвался. Он молча подал ей пальто.