О-Л 2
Шрифт:
«Ни фига себе! Вот так живешь — и ничего не знаешь даже про тех, кто рядом! Получается, что Маня всегда был свободным? Что помогал мне… просто из хорошего отношения?»
«Ага, — согласился волк. — Ты мне сразу понравился. Настырный».
ГЛАВА 13
Утро началось с приятного сюрприза.
Духу шамана не терпелось поболтать, поэтому он мобилизовал мелких «служек» на обустройство моего быта. Понял, старый ведун, что по утрам, не накачавшись тонизирующими травами, я печален и неразговорчив.
Горящий костер и закипающая в котелке
— Ни фига себе! — прокомментировал я эту неожиданность.
— Что-то не так? — насторожился Убуш-ага.
— Все так, — успокоил я. — Просто удивительно. У меня что, у самого рук нет?
— Духи воды и ветра выражают тебе свое почтение. Огненные змеи — тоже… это… выражают, — объяснил мертвый шаман.
Комментарий сделал ситуацию еще более загадочной.
— Ладно, я рад… этому… почтению. Надеюсь, оно их не сильно напрягает?
Пока я завтракал и седлал Маню, Убуш-ага крутился рядом, словно забыв, что у него есть уютная квартирка в Доме духов. В конце концов, он не выдержал и спросил в лоб:
— Какие новости ты узнал на девятом небе? Ты переполнен новым знанием, но я не могу понять его.
Я задумался, что ответить. Как истолковать смысл картин, увиденных рядом с серой гранью? За что уцепиться в первую очередь?
— Главная новость — мы идем в Карод. Все будет на юге и на западе. Теперь скверна будет прорываться там. И, конечно, на девятое небо часто придется ходить, там неспокойно.
— Я так и думал, — важно произнес Убуш-ага. — Зло всегда шло с юга.
Хороший слушатель — половина рассказа. Постепенно я разговорился. Мы обсудили с мертвым шаманом каждое слово Оракула, погадали, что значит то «кино», что показывала мне серая маска. Убуш-ага — умный старик, кое о чем, например, о пятом небе, знает гораздо больше меня. Он растолковал некоторые из «картинок»:
— На пятое небо попадают души умерших и ждут там нового перерождения. Пятое небо есть у каждого мира, но можно попасть в чужое посмертие. Бывает, души блудят и перерождаются не в том мире, откуда пришли. Но эти странные твари, поедающие души, — раньше такого не было. Значит, какая-то беда случилась и на пятом небе…
За разговорами я не заметил, что к вечеру мы отмахали хороший кусок пути, пропустив поворот в городок Гырбаш-князя. Мелькнула мысль заехать к матушке Апа-Шер, но после общения с Оракулом меня не покидало ощущение, что нужно торопиться.
Правда, тревога не мешала с интересом оглядывать медленно сменяющиеся пейзажи. После битвы в ущелье войско шло этой же дорогой, но я был слишком слаб, чтобы запоминать окрестности. Теперь стало ясно, почему земли на юг от владений Гырбаш-князя называют «кошмой».
Чем дальше мы продвигались, тем меньше становилось увалов и распадков. Исчезли скальные останцы. Во все стороны до самого горизонта расстилалась ровная, словно биллиардный стол, желтовато-серая степь с редкими зелеными пятнами кустарников. Бурая лента дороги, прямая, словно ее начертили по линейке, пересекала равнину и терялась в солнечном мареве у горизонта. Солнце лениво ползло по
К полудню Убуш-ага успокоился и нырнул в Дом духов. Маня неспешно трусил, думая о чем-то своем — до меня изредка долетали отголоски его мыслей, которые трудно выразить словами. Волк думал о ветре и запахах, о птицах в траве и кросликах в норах, о следах какой-то волчицы, пробегавшей по дороге пару ночей тому назад…
Я тоже пытался думать, но у меня ничего не получалось. Пробовал разобраться в рисунке текущих вокруг линий Сил, но с тем же нулевым результатом. Лишь становилось сильнее ощущение правильности и незыблемости мира. На меня в который уже раз накатило ощущение единства с этой скудной, выжженной безжалостными лучами светила, но такой прекрасной землей.
В таком состоянии не замечаешь времени. Солнце проплыло над лентой дороги и так же неспешно, как поднималось в зенит, сползало к горизонту. Наша тень, болтавшаяся где-то сзади, вытянулась и забежала вперед.
Я стал крутить головой, прикидывая, в каких кустах можно остановиться. В принципе, ночевать можно где угодно, но приятнее, если рядом будет какой-нибудь бочажок. Здесь, на «кошме», нет ни рек, ни ручьев. Изредка попадаются широкие промоины, по которым в дождливый сезон по ним мчится поток мутной воды. Но сейчас они пересохли, и лишь там, где есть ключи, сохранились мелкие лужи. Вода выходит из земли и сразу же впитывается в нее, но вокруг источника — зеленые, не выгоревшие заросли. Если выкопать под корнями ямку и выстлать ее тканью, что можно нацедить пару стаканов чистой воды. А если еще водяные «служки» помогут, то вообще все просто.
Однако обращаться к духам не пришлось.
Кочевье было заметно издали: у обочины, возле полосы кустов — несколько юрт и большая отара. Три всадника на черных волках сгоняли овец в кучу — готовились к ночевке.
«Давненько я не ел жареной баранины», — намекнул Маня.
Впрочем, понять волка можно было и без слов.
Ветер дул со стороны кочевья. Учуяв запах дыма, Маня сделал стойку, ловя ноздрями воздушные струи, и сразу же прибавил шаг.
Кочевье было невелико. Издалека мне показалось, что у дороги стоит три юрты, но стоило подъехать поближе, стало ясно: один из шатров никакого отношения к пастухам не имеет. Да и не юрта это вовсе — возле самых кустов возвышался круглый купол. В него никто не входил и не выходил. Орчанки то и дело ныряли в юрты то за мисками, то за полотенцами, а к этому странному сооружению старались лишний раз и не приближаться.
Я попытался посмотреть на строение «особым» зрением. Так и есть — вокруг него — кокон чистой энергии. Впрочем, с этой странной штукой, не похожей ни на что, встречавшееся в степи, можно разобраться потом. А сейчас главное — передохнуть и поесть.
Ни один орк не прогонит путника от своего костра. Таков закон Дороги.
Мы подъехали, когда пастухи уже закончили дневные дела. Над костром в большом котле варилось мясо, орчанки суетились, накрывая к ужину. На расстеленной возле одной из юрт циновке стояли плетеные тарелки с лепешками, мисочки с кисло-сладким ягодным соусом, кувшины с узваром.