О любви еще раз
Шрифт:
– Ну-ну, плакать не надо! – мягко попросил её капитан. – Поезжайте домой, отдохните, а к нам возвращайтесь через пару недель.
– Одна я, – призналась Копейкина, – сын после армии на дальнюю стройку уехал, а муж погиб на войне, – почему-то хотелось ей открыться этому человеку. – Некуда мне торопиться. А может, есть у вас работа какая? Я бы уж и осталась тут! – неожиданно для себя попросила она мужчин. – Вы не подумайте – я работящая! С юности на железной дороге служила!
Капитан и лейтенант переглянулись.
– В посёлке у нас на почте вакансия образовалась.
– Мне всё равно, какая зарплата. Я на всё согласна! – торопливо, чтобы не передумал, перебила начальника колонии женщина. – А угол какой-нибудь можно в посёлке снять?
– Там же, при почте и комнатка…
– Вот спасибо!
***
«Как же иной раз неожиданно удачно складывается всё в жизни! – думала, лёжа в темноте на жёстком матрасе, новая заведующая почтой Эвелина Копейкина. – Как повезло встретить в лице начальника лагеря отзывчивого, доброго человека. И даже очень красивого мужчину!»
Впрочем, последнюю мысль Копейкина немедленно отогнала от себя – ни к чему это: она не молодуха какая-нибудь и свою бабью жизнь уже прожила! К тому же он наверняка человек женатый…
Все события произошедшего за последнее время медленно всплывали, чередуясь и исчезая, в памяти уставшей женщины, и она, засыпая, смотрела теперь на них отстранённо, как бы издалека. Словно бы они приключились с кем-то другим, а не с ней самой.
Ещё недавно она работала на железной дороге, имела подруг, и всё в её жизни было практически налажено: взрослый сын, своя отдельная квартира…
«Надо же, как всё круто изменилось!» – размышляла женщина без всякого чувства сожаления, а как-то даже с удивлением.
И она незаметно провалилась в глубокий сон.
***
Почтовое отделение Копейкина приняла у пожилого молчаливого мужчины, бывшего вохровца, а теперь местного сторожа, давно вышедшего на пенсию, который лишь временно исполнял обязанности почтаря.
Мужчина долго, подробно объяснял новому работнику, что и как нужно делать, и обещал приходить и помогать ей в первое время, пока она не освоит свою новую службу.
Собственно говоря, заведующей никаких помощников не полагалось, так что Эвелина теперь была одна во всех лицах: и заведующая, и работник приёмки, и почтальон. Но это её только радовало: чем больше работы, тем меньше мыслей в голове, от которых – одна печаль!
Уходя, Фома Евсеевич (так величали мужчину) обещал ей напоследок, как-нибудь при оказии, прочистить имевшуюся на почте печку, которая «стала сильно чадить в последнее время».
Но женщина не очень-то серьёзно отнеслась к этому обещанию, ведь на дворе ещё лето! Да и вообще зимой она собиралась жить в своей саратовской квартире. При чём тут печка?
Домик почты стоял отдельно от остальных бараков невзрачного деревянного посёлка, состоявшего из десятка однотипных бурых от дождей и ветров построек. Это был деревянный сруб, разделённый на два помещения – собственно почты и зала
В зале приёмки дощатой стенкой был отгорожен небольшой, не более шести квадратных метров, угол – комнатка с одним окном, где и разместилась со своими нехитрыми пожитками Эвелина.
Женщина начала свою новую трудовую жизнь с того, что, поднявшись засветло, принялась за уборку. Очень уж ей хотелось навести генеральный порядок в давно не убиравшемся помещении!
Сначала она вымыла полы в своей спаленке и протёрла в ней влажной тряпкой все стены и углы, всё – куда только достала её рука. Затем развесила на плечики в старинном шкафу с мутным зеркалом, который предварительно оттёрла до блеска, немногие свои наряды, с которыми пустилась в дорогу.
Тщательно вымыла и вытерла насухо выцветшую клеёнку на продолговатом деревянном столе. А на стенку повесила купленный в Курске отрывной календарь, где химическим карандашом (другого на почте не оказалось) пометила день предполагаемого свидания с Петром.
Простыни и наволочку, на которых спала ночью, выстирала куском хозяйственного мыла в видавшем виды металлическом тазу, который обнаружила у себя под кроватью. И разложила сушиться на крыльце – никаких бельевых верёвок Эвелина не обнаружила.
За мылом и зубным порошком она сходила в местную скобяную лавку, находившуюся неподалёку, которая одновременно являлась и продуктовым магазином.
Здесь в обычные дни можно было приобрести лишь самое необходимое: керосин, мыло, хлеб, сушки, сахар и соль. А также зубной порошок и спички.
Продукты посерьёзнее, в основном картошка, крупы и консервы, а иногда и питьевой денатурат (водка считалась дефицитом), завозились в посёлок раз в неделю на лагерной полуторке и разметались местными жителями в одночасье.
Иногда завозы случались и реже из-за часто ломавшейся старой-престарой машины. Тогда жители посёлка стреляли друг у друга то, что ещё оставалось из продуктов питания, клятвенно обязуясь вернуть сразу же, как только привезут провиант.
Когда полуторка, надсадно ревя и чихая на многочисленных ухабах, въезжала в посёлок, все её жители немедленно бросали свои дела и выстраивались в длинную очередь у лавки с авоськами и корзинками для продуктов.
Копейкина познакомилась с продавщицей лавки, вдовой бывшего ссыльного, Тамарой, полной женщиной лет шестидесяти с нездоровым цветом лица, которая сообщила новой заведующей почтой, что женский день в местной бане бывает по пятницам с семи вечера и до девяти. А до этого – моются мужчины. Тоже в течение двух часов, с пяти и до семи.
Затем Эвелина принялась за наведение порядка во всём своём хозяйстве. Разложила в отмытом до запаха древесины помещении отдельно посылки и бандероли, а также передачи для заключённых, которые и составляли бо`iльшую часть из всех почтовых отправлений. Привела в порядок журналы учёта. Полила и частично разобрала погибшие от засухи цветы в металлических горшках на подоконниках.