О любви и не только… (сборник)
Шрифт:
– А как?
– Все отобрал и посадил в психушку.
– Зачем?
– Благородное возмездие.
– Какое же оно благородное? Просто месть, и все. Месть – не строительный материал.
– А что ты собираешься строить, когда все разрушено?
– Я подумаю… – хмуро сказал Николай и положил трубку.
Он представил себе Анжелу в психушке, в длинной холщовой рубахе, с распущенными волосами. Она сидит на кровати, качается и повторяет: «Тройка, семерка, туз… тройка, семерка, туз…»
Хотя почему туз?
Заболели сердце и рука. Жизнь короче, чем он думал. Он думал, что молодой и замечательный. А оказывается, пришло другое поколение. Солнце светит другим.
Молодые компьютерщики в его офисе употребляли словечки: напрасняк, депресняк, накрывать поляну.
«Впереди старость, – подумал Николай. – И напрасняк метаться. Пора освобождать поляну».
Рот высох. Язык стал шершавый. Не хватает получить инфаркт… Николай закрыл глаза и проговорил вслух: «И прости нам долги наши, аки мы прощаем должникам нашим…»
Стало легче.
Он знал, что Анжела не кидала его умышленно. Так вышло. Это было непредумышленное убийство в состоянии аффекта.
Он, Николай, сунул нож в свою жену Елену. Почему ему можно убивать душу, а Анжеле нельзя? Или всем можно, или никому нельзя.
* * *
Елена и Мовлади приехали на горнолыжный курорт. Елена хотела отправиться в Швейцарские Альпы, но у Мовлади не было заграничного паспорта. Пришлось довольствоваться тем, что есть внутри страны.
Мест в гостинице не оказалось.
Елена осталась возле администратора улаживать ситуацию: просить, платить.
Мовлади испарился. Администраторша опытным зорким глазом оценила ситуацию, тянула кота за хвост. Елена удваивала гонорар, утраивала. В конце концов получила ключи от номера.
Елена повезла свой чемодан на колесиках в конец коридора и вдруг увидела Мовлади. Он играл в пинг-понг с каким-то прыгучим напарником. Значит, пока Елена платила и унижалась, он нашел себе легкое времяпрепровождение. Значит, он рассматривал Елену как мамашу, призванную заботиться о своем сыне-лоботрясе. И ей вдруг стало противно.
Она вошла в номер. Номер ей не понравился: убогий, совковый, с полированной мебелью. Что она тут забыла?
Хорошо, если на курорте не окажется знакомых. А если окажутся? Что они подумают? Можно, конечно, наплевать на общественное мнение. Но это не что иное, как потеря лица. Можно потерять мужа, но потерять себя – это уже другая история.
Елена вернулась к администраторше и протянула ей ключи.
– У меня изменились обстоятельства, – сказала Елена. – Я уезжаю.
– А ваш… – администраторша споткнулась, не зная, как определить статус Мовлади.
– А он как хочет.
Елена пошла к лифту. Единственным желанием было скрыться незаметно, чтобы Мовлади ее не заметил, не задавал вопросы, тараща
* * *
В Москве Елену никто не встречал. Она скрыла ото всех свою поездку, в том числе от шофера Сергея. Она его стеснялась.
Елена добралась на такси. Давно она не ездила в отечественных машинах. Таратайка. Консервная банка. Попадешь в аварию – не уцелеешь. Это тебе не «вольво» и не «мерседес». Все-таки хорошо жить в комфорте, иметь деньги, машину с шофером. Не преодолевать трудности, а просто жить.
Она вошла в дом. Пахло чистотой. Оказывается, чистота имеет свой запах.
В кухне горел свет. Елена вошла в кухню, не раздеваясь.
Николай сидел за столом и пил виски. Перед ним стояла пустая бутылка. Другая, тоже пустая – на полу возле стула.
В Елене вздрогнула надежда.
– Ты вернулся? – спросила она. – Или просто так зашел…
– Я хочу развод, – сказал Николай.
– Фрося беременна? – догадалась Елена.
– Фроси нет, – ответил Николай.
– Ты ее бросил?
– Она меня бросила. Стряхнула, как сопли с пальцев.
– Тогда зачем развод?
– Я хочу быть свободен.
– Пожалуйста, – разрешила Елена. – Будь свободен, но только приходи домой. Мы будем по вечерам вместе смотреть телевизор.
– Вместе смотреть телевизор – это доживать. А я хочу жить. Жизнь дается человеку один раз.
– Знаю, – сказала Елена. – Мы это в школе проходили. Так говорил Николай Островский, парализованный с головы до ног. Живой мертвец.
– Я не мертвец. Я талантливый, здоровый и богатый. Богатые мужчины старыми не бывают. У меня вся жизнь впереди.
– Только хвост позади, – сказала Елена и пошла в прихожую раздеваться.
* * *
Николай пил три месяца.
Первый месяц Елена терпела покорно и даже обслуживала. Потом ей надоело спотыкаться об его ноги. Она отселила Николая в гостевой домик. Сергей завез хозяину новый плоский телевизор. Поставлял ящики со спиртным, менял пустой ящик на полный.
Последнее время Сергей исполнял две должности: шофер и охранник. Мовлади уехал домой, к жене с тремя детьми. Потеря места его не смутила. Были бы руки, а работа найдется.
Николай пил и смотрел телевизор. Однажды по пятой кнопке показали академический хор. Он пел что-то нечеловечески прекрасное. Божественный порядок слов и звуков.
Николай узнал слова. Это было стихотворение Лермонтова. «Ночевала тучка золотая на груди утеса-великана. // Утром в путь она умчалась рано, по лазури весело играя. // Но остался влажный след в морщине старого утеса. Одиноко // Он стоит, задумался глубоко, // И тихонько плачет он в пустыне».