О людях и самолётах 2

Крюков Михаил Григорьевич

Сдавать нормативы по физо за всю кафедру вызвался посттравматичный, но бравый полковник М*. Проверяющий подумал, внимательно посмотрел на горящие светлым, служебным пламенем глаза М* и решил поставить всем «удовл». Вероятно, в счёт будущих рекордов.

На следующий день мы получили сюрприз: на кафедру прибыл командующий. Командующим тогда был здоровенный генерал-вертолётчик, Герой России.

Поднявшись на трибуну, генерал начал молча и задумчиво листать промежуточные результаты проверки. Мы почтительно молчали.

– Так, товарищи офицеры, – наконец молвил генерал, – «Уставы» – «неуд», «Строевая» – «неуд». Это никуда не годится. Это нужно поправить.

И мы это поправим. Когда последний раз были у офицеров стрельбы? – неожиданно спросил генерал у начальника кафедры.

– Летом, со студентами, на сборах, товарищ командующий, – доложил шеф.

– Вот. Поэтому у вас и по уставам двойки, что стреляете редко, – смутно молвил полководец и приказал:

– Завтра провести стрельбы! По результатам – мне доклад. Товарищи офицеры!

Организовать за один вечер стрельбы из боевого оружия, да не в гарнизоне, а в Москве, не так-то просто, тем более, что никто из проверяющих и не подумал помочь: приказано – выполняйте как хотите! Навстречу пошла, как всегда, Жуковка, но и у неё был только пистолетный тир.

Поехали стрелять…

Тир был расположен в длинном подвале с низким потолком, перекрытым стальными балками, поэтому обычно слабенькие хлопки ПМ грохотали, как гаубичные выстрелы. Бум-бум-бум-блямс! Бум-бум-бум! Бум-блямс-блямс!! «Какая сука стреляет по балкам?!!» «Блямс» – это рикошет…

Под потолком на огневом рубеже раскачивались лампы в жестяных абажурах, бросая в углы тира странные тени. Казалось, что сейчас из тёмного угла выскочит парочка импов, а из-за мишеней торчат рога кибердемона.

Рядом со стреляющими бродил прапорщик с огромным, задорно выпирающим из-под форменной рубашки пузом-глобусом. Пузо было настолько велико, что нагибаться за гильзами прапор не мог, поэтому он привязал к длинной верёвке полукольцо магнита от какого-то доисторического динамика и размахивал им, как техногенным кадилом. Гильзы послушно взлетали с пола и с весёлым звоном прилипали к магниту. Прапору оставалось только стряхивать их в коробку.

Под руководством «чистого» зама стрельбы быстро закончились с нужным результатом, потому что никто из комиссии в академию не поехал, они остались на кафедре «согласовывать с начальником формулировки итогового акта». Согласование проходило так хорошо, что на следующий день выхлоп от нашего шефа можно было фасовать в водочную посуду, а проверяющие ходили с прединсультными рожами.

Кафедра получила «хорошо», комиссия убыла поправлять здоровье, а отравленным чудовищной дозой спиртного шефом овладел рефлекс муравья – он никак не мог понять, что проверка закончилась, и ничего больше делать не надо.

Он собрал начальников циклов в кабинете и начал каждому под запись доводить недостатки по его циклу. Мой был предпоследним, поэтому я отъехал со стулом за колонну и собрался вздремнуть. Вдруг зазвонил телефон. Шеф снял трубку.

– Слушаю, полковник В*, – вяло сказал он и, прикрыв микрофон рукой зачем-то пояснил нам: – Это полковник Л*.

– Да… Да… Минуту…

Шеф опять прикрыл микрофон:

– Л* говорит, что ему нужна машина, куда-то съездить надо.

– Так нет же у нас машины! – удивился зам, – он же сам вчера автослужбу проверял!

– Товарищ полковник, – всё так же вяло и безразлично ретранслировал в трубку шеф, – у нас нет машины…

Потом опять зажал микрофон, оглядел нас и произнёс:

– А он говорит: «Вы что думаете, если проверка закончилась, я вам больше не нужен?»

Вот, на такой жизнеутверждающей ноте и завершилась моя служба в Вооружённых

Силах. Шеф сдержал своё слово: вскоре я передал цикл подполковнику Щ* и в следующий раз появился на кафедре только на «отвальной».

Читатель, возможно, спросит, а чем кончилась история с полковником Л*? Машину ему нашли. Один из студентов, дневальных по кафедре, оказался владельцем ушастого «Запорожца», он и поехал к Дому с шарами. Рассказывают, что когда Л*, вальяжно вышедший из здания, увидел, что за ним прислали, его чуть не обнял кондратий. Впрочем, может, и врут. Но достоверно известно, что под конец службы Л* сначала хотели назначить начальником одного из авиационных училищ, но кто-то на самом верху спросил: «ну и зачем мне там мудак?» и Л* уволили в запас.

Легенда о железном Меире

Профессор, доктор физико-математических наук Меир Абрамович * был легендой кафедры высшей математики, да что там, кафедры – всей академии! Высокий, сутулый, с оттопыренной нижней губой, он сильно напоминал унылого верблюда из зоопарка. Лекции он читал превосходно, конспектом никогда не пользовался, однако, войдя в математический транс, мог закончить вывод формулы на стене, если не хватало доски.

Как и всякий уважающий себя математик, Меир Абрамович имел причуды. Например, он курил исключительно «Беломор», причём папиросы хранил в старинном серебряном портсигаре. Перед лекцией он неизменно заходил в курилку, извлекал из кармана портсигар, обстукивал об него мятую папиросу, ловко обминал и закуривал. Глаза у него при этом затягивались мутной плёнкой, как у курицы. Считалось, что так профессор «собирается» перед лекцией. А ещё всех преподавателей и слушателей, независимо от воинского звания и занимаемой должности он называл коллегами. Так и говорил: «Коллега, а вы материалом владеете не вполне. Неудовлетворительно! Да-с». Сдать ему экзамен было непросто, никакие шпаргалки не помогали, поэтому иначе как «Железный Меир» слушатели его и не звали. Меир Абрамович об этой кличке знал и втайне ей гордился. Вообще, преподаватели кафедры высшей математики славились своей въедливостью и занудством. Каждый курс называл их по-своему, наибольшей популярностью пользовались «Зондеркоманда» и «Весёлые ребята». Хуже них была только кафедра Тактики ВВС, она была в основном укомплектована отставными генералами и именовалась «Деддом». Начальника кафедры общей тактики, пехотинца, и его подчинённых втихаря называли «Урфин Джюс и его деревянные солдаты».

Пересдавать заваленный экзамен по «вышке» полагалось у Меира Абрамовича на дому. Жил он на маленькой даче в Сокольниках с совсем старенькой мамой. До обеда Железный Меир был в академии, но слушатели, проинструктированные старшими товарищами, отправлялись в Сокольники с утра.

Маме Меира Абрамовича очень нравились молодые весёлые старлеи и капитаны, и, пока они поливали огород и кололи дрова, расспрашивала их о международном положении, театральных премьерах, родителях, планах на будущее и о тысяче других важных и интересных вещей.

Наконец, прибывал Меир Абрамович и экзамен начинался.

Усаживались на веранде. Слушатель, путаясь и запинаясь, начинал отвечать.

– Ну что ж, коллега, – произносил наконец Меир Абрамович, – пожалуй, можно поставить «удовлетворительно».

Немедленно открывалась дверь в комнату, и мама, которая неизменно подслушивала под дверью, произносила кукольным голосом:

– Меир, ставь «пьять»!

Меир Абрамович начинал нервничать: на «пьять» слушатель явно не тянул, но… мама сказала!