О людях и самолётах 2
Шрифт:
Казалось, эпопея с учебниками окончилась навеки, но в голове нового шефа что-то замкнуло и вот…
– И начнём мы, пожалуй, с учебника «Бортовые авиационные средства и комплексы РЭБ». Ответственный – подполковник… «А-а-а!!! Бля. Не повезло».
И мы начали писать новый учебник.
Друзья, никогда не пишите учебников! Это тяжёлое и опасное занятие, уверяю вас! Научно-методическое поле, якобы вспаханное для жатвы народной, на самом деле густо заминировано. Шаг вправо – и вы, переписав пару абзацев из какого-нибудь Наставления или Инструкции, становитесь плагиаторами.
Но вот рукопись готова, и вы думаете, что всё закончилось, тогда как на самом деле всё только начинается. Впереди ещё рецензирование и согласование. Рецензенты страшно ломаются и требуют настолько существенных переделок, что проще написать новый учебник. Постепенно рукопись становится неряшливо-разлохмаченной, она то судорожно худеет, теряя целые главы, то раздувается, как перекачанная камера.
По инстанциям шеф всегда ездил сам, и я удивлялся его унылой терпеливости, с которой этот очарованный странник часами высиживал в генеральских приёмных.
Однажды шеф вернулся из очередной конторы необыкновенно рано. Держа рукопись под мышкой, он ракетой промчался по кафедре, не заметив дежурного, который сунулся было с докладом, и скрылся в своём кабинете.
Через пару минут у меня на столе захрипел селектор: «Зайди!»
Шеф стоял посередине кабинета. Лицо его было исковеркано сардонической усмешкой, как будто он только что хватил стакан-другой настойки цикуты. Приглядевшись к шефу, я полез за платком протирать запотевшие от удивления очки.
В руках он держал стеклянное ружьё.
Стеклянное подарочное ружьё, наполненное коньяком, осталось у шефа после визита ходоков, хлопотавших за очередного военно-воздушного балбеса. Равнодушный к спиртному, он поставил ружье за сейф, забыл про него, и вспомнил, только когда возникла срочная необходимость в антидепрессанте.
– Будешь? – лаконично поинтересовался он, пытаясь понять, откуда наливать.
– Разрешите! – согласился я и отобрал бутылку.
Рюмок у шефа не было, поэтому он отдал мне свою чайную чашку, а себе взял карандашницу. Порезали на листе бумаги яблоко, выпили, крякнули, зажевали. Шеф тут же налил по второй. Идиотскую бутылку нельзя было поставить на стол, и шеф всё время держал её в руках, напоминая часового у Мавзолея.
– Шеф, что стряслось-то? – осторожно спросил я, вылавливая пальцем из коньяка чаинки.
– Что стряслось?.. – задумчиво переспросил шеф и вдруг заорал: «Стряслось! На! Смотри!» – и швырнул мне рукопись.
Я открыл знакомую папку. Первым был подшит Лист утверждения, на котором уже красовались многочисленные: «Согласовано», «Не возражаю», «Разрешаю», кудрявые росчерки подписей и разноцветные печати.
– Никто не замечал, никто! – горько сказал шеф, – а этот, предпоследний, гад, заметил. Читатель, бля!
Ниже подписей красовалось название учебника, выделенное красным маркером:
« Бытовыеавиационные средства и комплексы РЭБ».
Две твердыни
Учреждение по защите государственных
Это был странный кабинет. На потолочном плафоне в окружении корзин с фруктами, гирлянд зелени и прочей плодоовощной продукции была нарисована тяжеловесная тётка в хитончике и с чем-то вроде мухобойки в руке. Казалось, она отгоняет от неестественно ярких груш и персиков малышей-путти, которые крутились вокруг неё, как воробьи вокруг торговки семечками. На стенах было изображено тоже что-то вегетарианское, а напротив высоченной двери помещался камин с мраморной доской и зеркалом.
О нелёгком ратном труде нынешних хозяев особняка напоминал плакат, чудо отечественной полиграфии, безжалостно приколоченное к стене. На плакате девица в шеломе и глубоко декольтированной кольчуге на голое тело, непринуждённо опираясь на меч-двуручник, рекламировала истребители.
Под плакатом за обычным канцелярским столом размещался Боец Невидимого Фронта. Боец был немолод, уныл и лысоват. Если немного повернуть голову, то казалось, что девица упирается острием меча в самый центр его лысины.
Давно привыкший к производимому эффекту, хозяин кабинета спокойно дождался, пока я перестал вертеть головой, надел очки, украдкой почесав дужкой лысину, пошуршал бумагами и сообщил:
– Мы ознакомились с рукописью вашего учебника. О его научной и методической ценности ничего говорить не буду, но в нем упоминаются некоторые изделия, гриф которых неизвестен. Я тут кое-что выписал, ознакомьтесь.
Я ознакомился. Ничего себе! Профессионально дотошный товарищ выудил все изделия, числом 18, которые не только изучались, но даже просто упоминались в нашей рукописи.
– Ваш учебник имеет гриф «несекретно», поэтому попрошу вас подготовить справочку по каждому изделию: кем, когда и каким приказом оно рассекречено. А уж с этой справочкой – ко мне.
– Шеф, всё пропало! – проскулил я, ввалившись в кабинет начальника. Они хотят справку о рассекречивании всего нашего железа!
Шеф только что закончил регулировать кого-то из коллег, поэтому не успел утратить остроты административного оргазма.
– Ну, так сделай – меланхолично заметил он, – я, что ли, буду?
– Там восемнадцать позиций!
– Ну, и что? Кстати, срок – неделя.
И я пошёл. Я знал, что меня ждёт. Ни одной разведке мира эта работа была не по силам. Матёрый агент «Моссад», получив такое задание, от отчаяния вступил бы в Союз православных хоругвеносцев; глубоко законспирированный крот из ЦРУ, осознав всю безнадёжность миссии, заливаясь слезами раскаяния и осознания, пал бы на колени перед мемориальной доской Андропову на Лубянке.