О, Мари!
Шрифт:
Воцарилось тягостное молчание. Все мы знали, что мама особенно глубоко переживает расставание с Мари и ребенком. Я понял, что в последнее время эта тема была главной для обсуждения в нашей семье. Даже брат, который в любом случае поддерживал меня, промолчал и отвел взгляд.
– Мальчику уже девять месяцев, – продолжала мама. – Скоро ему год, то есть ребенок вполне окреп. Знаю, что уже несколько месяцев он растет не на материнском молоке. Здесь у меня есть возможность организовать за ним уход лучше, чем в Париже и Лондоне, вместе взятых! Пусть только Мари прилетит. Захочет – оставит ребенка и уедет с тобой. Гуляйте, я позабочусь о мальчике в сто раз лучше, чем вы. Закончится твоя служба,
Я молчал, понимая, что мама права. Время от времени слабо возражал, сам не уверенный в правоте своих слов, – что скоро моя служба закончится, и вот тогда Мари вернется…
– Сын, будь реалистом, – вмешался отец. – Не обманывай себя пустыми надеждами. Скоро год, как Мари уехала, а тебе служить еще два года. Вы станете чужими друг другу, она привыкнет жить в одиночестве, ты, в свою очередь, найдешь здесь другие интересы, если еще, конечно, не нашел. Свои кадры мы знаем, – это были любимые его слова. В конце он добавил: – C’est la vie, как ты говоришь. Такова жизнь.
Мы снова замолчали. Первой не выдержала мама, поднялась и захлопотала у стола.
– Что хочешь кушать, Давид? Может, летнюю долму или аджапсандал? – перечисляла она мои излюбленные блюда, – или бозбаш? [52]
– Спасибо, ничего не хочу. Сейчас позвоню Рафе. Может, где-нибудь на улице перекусим.
– Давид, а деньги у тебя есть? – спросил отец. – Если нет, мама даст.
– У меня тоже деньги есть, – вступил в разговор брат. – Могу, кстати, закрепить за тобой служебную машину. Будет нужно – звони, водителя зовут Паркев [53] , приедет за тобой, когда захочешь.
– Откуда у тебя водитель и машина?
– На днях меня назначили начальником городского штаба дружины. Это штатная должность, с зарплатой, кабинетом, телефонами и несколькими сотрудниками. И не какая-нибудь общественная работа! Одновременно присвоили мне звание лейтенанта милиции. Правда, форму я не буду носить.
– Да, вижу, и здесь изменений немало. Ты молодец! Представляю, какая это серьезная и уважаемая позиция в молодежных кругах.
– Послушай, Давид, я вижу, ты встревожен нашим разговором, наверняка хочешь перезвонить Мари, но хочу предупредить: не следует говорить с девушкой резко и требовательно, – вернулась к волнующей ее теме мама. – Будь мягче. Убеди Мари в неправильности ее позиции. Вообще, сынок, есть правило: если тема задевает тебя за живое и ты можешь сорваться, сделай перерыв на денек. Страсти улягутся, и ты сможешь спокойно обсудить любой вопрос. Позвонишь Мари завтра, ладно?
– Хорошо. Пойду пока погуляю. Только не знаю, что надеть. Вся моя одежда какая-то слишком молодежная…
Выйдя на улицу, я, несмотря на обещание не говорить сегодня с Мари, тут же помчался на главпочтамт. Соединения с Парижем пришлось ждать больше двух часов, за это время успел поговорить с Рафой и Варужаном. Терезу найти не смог, она была на занятиях. С Рафой решили встретиться после девяти вечера, когда жара уже спадет.
Наконец меня соединили с Парижем. После долгих гудков трубку взяла мадам Сильвия, которая очень обрадовалась, узнав, что я в отпуске и у меня все в порядке.
– Мадам Сильвия, должно быть, Мари нет рядом? А то она бы не дала нам так долго говорить.
– Мари пошла провожать Иветту, вашу общую подругу. Она сегодня вечером улетает. Веселая девушка. Я ее помню еще с выпускного вечера. Как она полюбила мальчика! Просто оторваться не могла от него.
– Иветта была у вас дома?
– Да, она приходила к нам в гости. Говорили
– А как настроение у Мари? Не думаете, что ей уже пора возвращаться?
– Давид, этот вопрос вам надо решать с ней.
– Но я же помню ваши обещания, что Мари останется на несколько месяцев и приедет обратно. Скоро уже год, как она во Франции. Может, пора внести ясность? Это лучше, чем жить в неведении.
– Давид, мальчик мой, я вижу, ты раздражен. Но ты же знаешь, в нашей жизни произошли трагические изменения! Мне будет невыносимо жить без Мари и особенно без Себастьяна. В нем сейчас смысл моей жизни!
– Понимаю и не хочу ставить вас в неловкое положение. Но в свое время вы приехали вместе с мужем в чужую, незнакомую страну. Неужели Мари не может вернуться туда, где выросла? Где нахожусь я? Непонятная для меня логика.
– Но, Давид, ты же пока в армии!
– Допустим. Но я служу рядом с Москвой, а возможно, скоро буду в Москве. Разве Мари не может находиться рядом со мной? И потом, службу я закончу через два года, так что же, Мари должна еще два года ждать? Смешно, да что там говорить – просто глупо! Пожалуйста, передайте мои слова Мари. Пусть звонит в любое время. Я еще две недели пробуду дома, потом улечу в Москву. Мадам Сильвия, простите, что разговор получился резким! Не плачьте, пожалуйста, я очень сожалею, что ваша жизнь сложилась так. Но вам придется выбрать: или вы с нами, или без нас. Выбор за вами.
– Давид, сынок, ты очень изменился, – сквозь слезы проговорила мадам Сильвия. – Я и не думала, что ты можешь быть таким жестоким…
– Я предполагал, что говорить с вами на эту тему бесполезно и ваши чувства возьмут верх. Но, пожалуйста, поймите – вы можете невольно сломать судьбу и вашей дочери, и мою, и ребенка! До свидания, мадам Сильвия.
– Подожди, Давид! Ты не хочешь услышать голос малыша? Он уже все время что-то лопочет.
– В следующий раз. Сейчас нет настроения.
Идиот! Зачем звонил? Расстроил несчастную женщину, да и себя тоже. Надо было звонить через день, тогда бы я не был таким взвинченным. Хотя родители тоже виноваты – не успел я прилететь домой после таких переживаний, как они тут же открыли эту наболевшую тему. «А что делать? – ответил я сам себе. – Они живут этими мыслями, для них главное – именно наша с Мари проблема».
Зашел в прокуратуру повидаться с друзьями. Меня приняли как-то буднично, все были очень заняты: допрашивали свидетелей, отвечали на бесконечные телефонные звонки. Я посидел в кабинете некоторое время, затем, разочарованный встречей, ушел.
А собственно, какие у меня претензии к людям? Они живут обычной жизнью. Это я себе не нахожу места. Ту жизнь, которая предложена мне обстоятельствами, я не воспринимаю, а восстановить старое не получается.
Вернулся домой. Оказалось, мама вместе с Вартуи накрыли чуть ли не свадебный стол. Пришли кузины, тети и дяди с отцовской и с материнской стороны. Я смеялся, обнимался, о чем-то спрашивал, что-то рассказывал, а другая моя половина в это время представляла, как Мари возвращается домой, как Сильвия пересказывает ей наш разговор, возможно, со своими комментариями. Мысленно я видел лицо Мари, чувствовал ее переживания… Боже! А вдруг дурочка Иветта рассказала о наших отношениях? Это же такой удар для Мари, как обухом по голове. Нет, не расскажет. Иветта добрый и хороший друг. Что я говорю? Подозреваю и обвиняю всех вокруг. Неужто я хочу, чтобы все меня представляли исключительно в ангельских одеждах, не таким, какой я на самом деле? Я сошелся с другой женщиной, пусть и чертовски обаятельной, изменил Мари, а в свое оправдание сочинил целую теорию!