О, Мари!
Шрифт:
– Вот вас, молодой человек, как зовут? – кивнул в мою сторону председатель.
– Давид.
– Почему вы не хотите честно выполнить ваш гражданский долг перед родиной, отслужить в Советской армии? Это же такая честь! Или поработать в колхозе – с вашими-то физическими данными! Ах, вы городской житель?! Тогда на завод, на производство! Или пошли бы в институт физкультуры… А вы сразу в университет, да еще и на самый конкурсный факультет. Любите историю и общественные науки? Придется вам это доказать… И не ухмыляйтесь: боюсь, через час вам будет не до смеха…
Замечу, правда, что, к его великому удивлению, после интенсивного
И вот через год мы снова встретились с молодым человеком в военной форме, которого председатель приемной комиссии привел мне в пример. Носил он причудливое имя Князь – в те годы многие родители, особенно те, которые не обладали высоким культурным уровнем, давали своим детям экзотические имена: Принц, Князь, Фердинанд, Марсель (Маркс, Сталин, Ленин), Пушкин, Бабель и т. п. Князь вел себя высокомерно, всегда носил, невзирая на жару, костюмы преимущественно светлых тонов – по-видимому, чтобы скрыть сутулость, – и красный галстук, а из нагрудного кармана его пиджака постоянно выглядывал уголок платка. Когда перед началом занятий, войдя в аудиторию, я сел за последнюю свободную парту у окна, он с другого конца комнаты громким голосом обратился ко мне:
– Эй, молодой, это мое место!
Если бы не его оскорбительный тон, в котором сквозило явное желание при всех унизить новичка, я бы уступил.
– А где тут написано твое имя? И вообще, я уже сел, найди пока другое место. На перемене разберемся, кто где должен сидеть.
– Да кто ты такой, чтобы со мной так разговаривать? Пошел вон, а то сейчас вышвырну за шкирку!
Это была уже явная агрессия, притом со стороны человека на голову ниже меня и явно килограммов на двадцать – двадцать пять легче.
Его замысел сразу стал мне понятен: он хотел унизить перед девушками (на курсе их было всего две, и одну из них даже можно было счесть симпатичной) новичка – высокого, спортивного, с виду явно городского парня. К тому же было понятно, что и он, в свою очередь, запомнил меня на приемных экзаменах. Я не смог удержаться и вступил в перепалку:
– Слушай, клоун в галстуке, а где твоя военная форма и сапоги, с помощью которых ты вымогал оценки на экзаменах? На перемене мне расскажешь, куда их дел! А вот платок, который у тебя из кармана торчит, тебе еще пригодится!
– Эй, чучело, а он прав, – вступил в разговор Рафа, только что вошедший в аудиторию с неизменной улыбкой на лице.
Князь, который впервые встретился с ним и ничего о нем не знал, обернулся и вместо ответа оскорбительно шлепнул Рафу по лицу. Тот отреагировал мгновенно, автоматически отвесив Князю жестокий хук в лоб – годы тренировок в спортзале не прошли даром. От мощного удара староста пролетел метра два и грохнулся у входа, потеряв сознание.
Весь курс пораженно встал.
– Рафа! Ты что, дурак? А если этот клоун умрет? Ребята, помогите, давайте отнесем его в туалет, приведем в чувство. Ничего страшного, парни просто познакомились… Ведь так?
– Ну да, – согласились со мной двое-трое парней, пришедших вместе с нами с вечернего факультета. Остальные молчали, понимая, что с приходом новичков что-то изменилось…
– Держите, чтобы язык не заглотил, а то задохнется «белоснежка», он в глубоком нокауте, – спокойно, с чуть смущенной улыбкой сказал Рафа. – Дав, – обратился он ко мне, – следи и, если нужно, вызови скорую,
Девушки плакали, несколько ребят наклонились над лежащим, подняли его и понесли в туалет. Я последовал за ними. Там мы долго держали голову Князя под холодной водой. Постепенно он пришел в себя, но пока не мог твердо стоять на ногах и плохо соображал. Кто-то из наших сокурсников пошел искать такси. Подъехала машина, Князя вывели и один из его друзей поехал вместе с ним в поликлинику.
Две недели Князь не появлялся на занятиях, а вернувшись, первым делом обратился ко мне:
– Ты у меня еще попляшешь… Он кто? Отморозок! Я с тобой еще разберусь…
– Ну хватит, хватит! Давай помиримся! Что было, то было, ты ведь сам все это начал. Хочешь, уступлю место у окна? Правда, тогда ты будешь сидеть за одной партой с Рафой… Думаю, он будет рад с тобой подружиться – ты такой живучий…
– Да пошел ты, молокосос!..
– Перестань, я все понимаю, ты обижен. Все пройдет, забудем…
– Ну уж нет! Ты меня не забудешь! Сто раз пожалеешь, что оскорбил меня…
И действительно, Князь слов на ветер не бросал. Когда много лет спустя наши жизненные пути опять пересеклись, он неустанно писал на меня во всевозможные инстанции сотни писем и анонимок, обвиняя во всевозможных грехах, в основном в предательстве коммунистических идеалов, и продолжал это делать даже тогда, когда я давно покинул республику. С тех пор я неоднократно успел пожалеть, что нажил себе такого врага – явного шизофреника, но при этом изобретательного и исключительно последовательного.
Князь был неудачником, злым и почему-то обиженным на весь мир, однако амбициями обладал непомерными. За склоки и нечестность был с позором уволен с должности судьи, а после – уже не без моего участия – и с преподавательской работы. Написанные им анонимки пытались использовать против меня и другие, более влиятельные недоброжелатели. Повсеместное злобное стукачество вообще было характерно для тех лет, но настоящая вакханалия бесчинствующих анонимщиков началась с назначением Константина Черненко заведующим общим отделом и секретарем ЦК КПСС. Под предлогом борьбы с разного рода правонарушениями начали проверять любую, даже самую абсурдную анонимку («жалобы трудящихся», как называли это явление маразматические руководители страны, считавшие, что люди боятся подписывать свои письма, опасаясь мести чиновников). Было время, когда Князь и некоторые его друзья, такие же озлобленные люди, изгнанные из правоохранительных органов, стали знаменитыми в республике: одни функционеры использовали их в борьбе против других функционеров, и часто небезуспешно. Как-то раз я спросил его, трясущегося от ненависти, чего же он хочет – ведь, в конце концов, он уже наказан жизнью и обществом. Ответ поразил меня: «Ты занял мое место в жизни…»
Но вернемся в далекие дни моей молодости. В ноябре того же года был готов новый корпус Ереванского университета, и юридический факультет перевели туда. Условия для учебы там были значительно лучше, чем в старом корпусе. Юристы размещались на первом этаже, на втором – филологи, а третий и четвертый этажи занимал факультет иностранных языков. На пятом этаже находилась большая университетская научно-учебная библиотека на восемьсот мест. Это было чистое, удобное место для чтения, которое использовалось и для свиданий.