О, мой принц!
Шрифт:
– Да как ты слушаешь, Эли! Как же он старый может быть? Он же младший брат-то. Его сиятельству Эдуарду в прошлое лето двадцать девятый годок пошёл, а его сиятельство Ратмир на четыре годочка младше. Какой же он старый, скажешь тоже.
О! Двадцать пять лет. Отличный возраст. Если мы, конечно, одного и того же имеем в виду…
Глава 11
13-й век, графство Корнегейское, поселение Деревейко.
Целый день рыл могилу для несчастной пришлой старый Евлампий. Холод сковал землю. После каждой лопаты приходилось жечь костер,
Дед копал глубоко, чтобы не разрыли могилу дикие звери, не растерзали тело несчастной, чтобы душа её была спокойна за гранью и чтобы не приходила она к деду, упрекая…
После притащили на санях тело несчастной, обмытое бабкой как положено и завернутое ею же в чистые белые тряпицы…
Вернулись домой ночью поздней. А раненько утром прибежал соседский мальчишка да сказывал, что каждый дом поселения обходили дознаватели из столицы. Про молодую женщину на сносях спрашивали, да ментальной атаке подвергали каждого. Хотели найти непременно ту женщину, живую или мертвую.
И к дедовой хате ходили, да не было хозяев и не знал никто, где они. Пусть знают дед с бабкой, придут и в их избу. Уж больно нужна была женщина эта, на сносях которая. Бабка погладила мальчишку по голове, кусочек сахара дала да домой отправила.
А дед достал из тайного места каменья изумрудные, на границе с измырями заработанные, батюшкой нынешних графов врученные за доблесть, Евлампием проявленную.
"Запомни, Евлампий, – сказал тогда граф, – каменья не простые эти. Они твой разум от мага любой силы защитят. Береги их, не продавай ни при какой нужде."
Евлампий не понял тогда, кому может быть нужен разум его, но каменья берёг, не продавал. Не потому, что нужды не было, а в память о графе и о доблести своей, когда-то проявленной…
Один камень Евлампий бабке дал, а другой в своей одёже спрятал. Пускай приходят. Не знают ничего дед с бабкой и не ведают.
Старики долго смотрели друг на друга выцветшими слезящимися глазами. Но видел перед собой Евлампий чистые яркие глаза озорницы и хохотушки Глафиры, что так долго не соглашалась в храм с ним пойти, а потом вдруг поцеловала первая… А Глафира не могла насмотреться на молодого бравого парня, героя, при взгляде на которого у неё с первой встречи голова кружилась и петь хотелось…
Глава 12
Элеонора.
Двадцать пять годочков, значит. Прекрасный возраст, прекрасный. Я сладко потянулась. Слаааденько так. Всё же быть молодой и относительно красивой очень и очень неплохо, да. Но вот что не до конца мне понятно…
– Слышишь, Гальяна, а как же, её светлость всё же на грани была, чтобы в грани не уйти, а, мм, ближайшие как бы родственники где же в это время были? – особенно один из них. – Разве в таких случаях вся семья не молится рядом гм… Создателю о гм… благополучном разрешении родов-то? Тем более первый всё же раз, не десятый…
– Его сиятельство Ратмир был, конечно, как не быть. Но он сколько мог, магии её светлости передал. А дальше всё одно, помочь уже нечем, а слушать, как роженица кричит, ни один мужчина
Наш-то граф, его сиятельство Ратмир, чуть не весь свой резерв опустошил, говорят. Ещё, конечно, было бы всё ладно, и матушка ихняя прибыла бы, куды бы делася. Да больно нелады у ей с её светлостью Нэймэри, говорят, бывали, ещё когда его светлость Эдуард здеся жил, – как всегда при обсуждении пикантных подробностей перешла на жаркий шёпоток Гальяна.
– В смысле, ихняя? Чья матушка конкретно, его сиятельства Эдуарда или её светлости Нэймэри?
– Его сиятельства Эдуарда, конечно. Что ты, Эли, матушке её светлости сюды хода нету…
– ???
– Ну как же, – Гальянка перешла на совсем еле слышный шёпот, – её светлость Нэймэри знатностью-то пониже наших господ будут, и матушка наших супротив была свадьбы-то. А его сиятельство Эдуард упёрся. На ентой девице, говорит, женюсь и ни на какой другой.
Ну, делать нечего, стали свадьбу-то играть, а её сиятельство Рогнеда, матушка графов наших, возьми да и скажи матушке её светлости Нэймэри, что, мол, ваш-то род гордиться должон таперича, что с графами породнились.
Ну а матушка её светлости Нэймэри так отчесала её сиятельство Рогнеду-то, да при всех гостях-то, всё припомнила, чего было и чего не было, начиная с времен давних, когда обе они ещё в девицах ходили. Но это я повторять не стану, Эли, и не проси.
Да только с того времени матушке её светлости Нэймэри в наш замок ходу-то и нету, потому как сам его сиятельство Эдуард запретил. Сказал, что ему, мол, свадьбы вполне хватило.
– Да, гм, у нас, Гальян, аналогичный случай в родне был. Тётка моя сына женила. Я уж не помню сейчас, кто кому там что на свадьбе ляпнул, да только по итогу они так сцепились с матерью невесты-то, что чуть, в натуре, не подрались. Ой, мой брат со своей невестой их еле разняли, чтобы совсем свадьбу не испортили.
– И потом твой брат тоже матушку жены в свой дворец допуска лишил?
– Ха-ха, Гальян, скажешь тоже, как же он её допуска-то лишил бы, если кварти… дворец-то, ну в смысле, первое время они во дворце жены пожили. Немного, несколько ле… дней, ну а потом, да, гм, конечно.
Да уж. Везде одно и тоже. А его сиятельство Эдуард, как я посмотрю, не промах, избавился от тёщи, так сказать, на берегу.
Глава 13
13-й век, город Центград.
Ничего не ладилось с утра у господина Бажена Подникольского. И солнце светило не так, и недавно выпавший снег замёл дороги слишком сильно, хотя на дороге от дома господина Бажена можно гостей привечать да за стол сажать, так чисто да гладко катится эта дорога прямиком до столицы, славного города Мариенграда, за богатство и процветание которого каждый житель великой империи воздаёт молитву Создателю при всяком посещении храма, наперёд воздав молитву за здоровье и благополучие императора всея империи Славена Мариенградского и всей его семьи и всех его домочадцев.