О начале человеческой истории (Проблемы палеопсихологии)
Шрифт:
В результате блестящих исследований ископаемых эндокранов, осуществленных В. И. Кочетковой, мы узнали нечто более важное, чем существование тут и там в четвертичных отложениях "переходных" черепов, расположенных по сумме признаков на том или ином отрезке пути между "неандертальцем" и "кроманьонцем". Открытие Кочетковой состоит в глубоком изменении прежнего представления о самих кроманьонцах, т.е. об ископаемых неоантропах начальной поры верхнего палеолита, которые оказались не тождественными позднейшим неоантропам. Трудно переоценить огромность этого, казалось бы, тончайшего сдвига: кроманьонцы – не то, что привычно и долго о них воображали. А именно было общепринято, что кроманьонцы – это другое наименование для нас самих. Посади с нами за обеденный стол неандертальца – все согласны, что его общество было бы невыносимо; но посади кроманьонца (хорошо одетого, побритого, обученного нашему языку и манерам) – его якобы никто бы и не отличил. Соответственно подчас говорят: "Мы, кроманьонцы". Исследование эндокранов обнаружило тут ошибку. Трудно сказать, оценила ли в полной мере сама В. И. Кочеткова всю капитальность своего вывода, что черепа группы ископаемых неоантропов (Homo sapiens fossilis) серьезно отличаются – по крайней мере в некотором проценте экземпляров и тем самым в среднем – от величин типичных и устойчивых для ныне живущих неоантропов, т.е. людей современного типа. Мало того, выяснилось, что это отклонение характеризует людей первой половины верхнего палеолита (столь же неточно в общежитии именуемой "ориньяком"). Такие верхнепалеолитические индивиды, как Кро-Маньон III, Маркина
В своих цифровых таблицах различных параметров строения мозга В. И. Кочеткова убедительно выделила ископаемых неоантропов в особую группу, оказавшуюся глубоко специфичным перевалом в антропогенезе. Некоторые показатели, нарастающие во всей цепи от шимпанзе к австралопитекам и далее, достигают своей кульминации именно в группе ископаемых неоантропов, после чего кривая падает. Другие показатели, наоборот, достигают кульминации накануне появления этой группы, т.е. у палеоантропов, а с ископаемых неоантропов уже начинается нисходящая линия, характерная для неоантропов вообще по сравнению с ростом соответствующей кривой у троглодитид вообще. Однако следует помнить, что вся группа ископаемых неоантропов пока представлена сравнительно немногочисленными находками. Тем выразительнее выступает ее полиморфность (см. составленную мною сводную таблицу по опубликованным данным Кочетковой).
| Понгиды | Троглодитиды | Гоминиды | ||||||
| Шимпанзе | Австра | Археоантропы | Палеоантропы | Ископаемые неоантропы | Современные люди | |||
| лопитек | ||||||||
| Тотальный продольный размер | 106 (104-109) | 125 | 153,7 (145-159) | 174,7 (163-182) | 186.3 (176-196) | 167,1 (150-183) | ||
| Лобная доля | Верхний продольный диаметр fm – R | 81,3 (78-86) | 92,0 | 110,0 (98-118) | 128,7 (123-139) | 135,3 (98-147) | 129,4 (116-143) | |
| Нижний продольный диаметр fm – Sy | 33,6 (31-35) | 55,5 (51-60) | 61,4 (58-65) | 55,0 (46-60) | 49,0 (43-57) | |||
| Дуга нижнего лобного края fm – Sy | 56.3 (52-63) | 70,9 (61-79) | 83,8 (75-91) | 74,0 (71-76) | 70,2 (58-87) | |||
| Дуга латериального бугра fx–Sy | 28,0 (22-34) | 41.5 (35-50) | 52.9 (46-58) | 44,4 (39-50) | 43,8 (41-47) | |||
| Максимальный широтный размер р–р | 69,3 (66-75) | 89,0 (81-93) | 108,1 (103-115) | 108,0 (102-113) | 104,4 (89-126) | |||
| Теменная доля | Верхняя | Продольный диаметр R-1 | 31.3 (26-36) | 35,0 | 48,0 (48-51) | 57,5 (52-64) | 67,9 (60-76) | 65,8 (51-77) |
| Высотный диаметр калотты h–h' | 48,0 (44-51) | 54,7 | 66,0 (61-69) | 77,7 (72-82) | 76,6 (68-90) | 85,9 (72-97) | ||
| Нижняя | Продольный диаметр Rт–1т | 40,3 (33-57) | 49,0 | 67,7 (65-70) | 82,3 (74-91) | 95,1 (87-101) | 88,1 (79-101) | |
| Поперечный диаметр smg–smg | 71 (61-80) | 103,3 (94-112) | 118.9 (104-132) | 116.5 (101-140) | 124,1 (108-152) | |||
| Височная доля | Продольный диаметр t-tp | 62,6 (61-65) | 66,0 | 73,5 (73-74) | 86,6 (78-94) | 92,5 (90-95) | 90,4 (76-100) | |
| Поперечный диаметр eu–еu | 88,0 (86-89) | 123,3 (118-129) | 136,3 (116-146) | 136,3 (126-146) | 132.2 (117-158) | |||
| Высотный диаметр Sy–ti | 23,3 (21-25) | 34,0 (28-40) | 39,2 (34-46) | 47,0 (43-51) | 42,7 (33-51) | |||
| Высотный диаметр Sy'-to | 32,6 (31-34) 2 | 33,5 (33-34) | 42.2 (36-46) | 51,0 (46-5S) | 46.2 (38-54) | |||
| Высотный диаметр tm–Sym | 3,3 (21-23) | 32,0 (29-35) | 36,2 (32-41) | 37,4 (33-42) | 42,0 (36-51) | |||
| Затылочная доля | Продольный диаметр 1m–om | 38,6 (35-41) | 38,0 | 42,3 (38-47) | 44,9 (39-50) | 42,9 (35-55) | 38,0 (29-52) | |
| Высотный диаметр 1-1' | 25,0 (22-27) | 37,0 | 44.0 (38-50) | 50,9 (44-59) | 50,6 (37-56) | 47,9 (39-54) | ||
| Степень нависания затылка над мозжечком (в относительных величинах) | 3,5 (2,9-3,8) | 6.8 (6.3-7.3) | 10,9 (9.3-13,5) | 8,9 (5,6-13,5) | 5,4 (2,9-9,5) | |||
| То же (в баллах) | 0,7 (0.6-0,8) | 1.4 (1,3-1,5) | 2,1 (1,6-2.7) | 1,8 (1,2-2,7) | 1,1 (0,6-1.9) |
Из этой таблицы вполне правомерно вывести заключение, что ископаемые неоантропы - это и есть "черешок" нового семейства. Вернее, это пестрый конгломерат не очень жизнеспособных видов и разновидностей, составлявших переходный мост между палеоантропами и неоантропами современного типа, тем самым между двумя семействами. На дне пропасти между ними найдены лишь немногие
Таким амбивалентным компонентом могла быть описанная нами выше нейрофизиологическая (если угодно, палеоневрологическая) функция интердикции или надстраивающаяся над нею функция суггестии. Ведь пока эта последняя не породит из себя функцию контрсуггестии, хотя бы в ее зародышевых проявлениях, не может еще быть сколько-нибудь стойкой биологической или социальной системы. Интердикция, суггестия – это мощные факторы межиндивидуальных воздействий, но и порождающие, и снова разрушающие сами себя. Вот все эти преобразования от уровня интердикции до порога контрсуггестии, все эти чрезвычайно сложные и далеко еще не выясненные палеоневрологические трансформации и приходятся в основном на филогенетический интервал, о котором идет речь. Эти преобразования, вероятно, составят предмет долгих будущих исследований. Хорошо уже то, что мы можем указать и хронологические рубежи, в которые они вписываются, и их главное направление. Кончилось время, когда внимание палеоантропологов было роздано более или менее равномерно костным останкам наших двуногих предков, находимым на геологических глубинах до двух с лишним (или до четырех?) миллионов лет давности. Даже тем научно значимее представлялись эти останки, чем они залегали глубже, чем были древнее. Конечно, мы будем заниматься ими и впредь, так же как и ископаемыми высшими обезьянами, но проблема антропогенеза в точном и узком смысле теперь сфокусировалась на сравнительно недолгом интервале времени, но крайне насыщенном. Отныне надолго "загадка человека" будет всасываться в эту небольшую воронку – в неисчерпаемо сложную тему дивергенции палеоантропов и неоантропов.
Каковы же наши опорные знания сегодня о фактах, имевших место в этом интервале? К фактам, касающимся трансформации черепа и мозга и свидетельствующим о генезисе второй сигнальной системы, мы обратимся в последней главе. Сейчас существенна общая констатация: на протяжении этого отрезка макроморфология мозга еще менялась, позже – не менялась. А пока отметим лишь некоторые точно установленные факты более внешнего порядка.
В этом интервале в числе остатков жизнедеятельности наших ископаемых предков появляются сначала краски, в конце – изображения. Но как мустьерское использование охры для пятен на камнях, для отпечатков пятерни, так же и ориньякско-солютрейские насечки и полоски, графические и скульптурные изображения животных и людей, – все это не имеет ни малейшего отношения к категориям эстетики и отвечает столь ранним ступеням подготовки специфической человеческой психики, что эти явления должны быть поставлены в порядке эволюции у самых истоков возникновения речи. И все-таки тут налицо нечто высоко специфичное для становления человека: если и мыслимо животное, которое применяет элементарную окраску, то ни одно животное не создает изображения чего-либо.
Кроме того, есть и еще один совершенно специфический факт, который мы можем локализовать в данном хронологическом интервале: расселение ранних неоантропов по обширной ойкумене, чуть ли не по всей пригодной к обитанию территории нашей планеты, включая Америку, Австралию, Океанию. Эта дисперсия человечества по материкам и архипелагам земного шара, если сравнить ее с темпами расселения любого другого биологического вида, по своей стремительности может быть уподоблена взрыву. За эти полтора-два десятка тысячелетий кроманьонцы преодолели такие экологические перепады, такие водные и прочие препятствия, каких ни один вид животных вообще никогда не мог преодолеть.
Нельзя свести это рассеяние людей по планете к тому, что им не доставало кормовой базы на прежних местах: ведь другие виды животных остались и питаются на своих древних ареалах нередко и до наших дней – корма хватает. Нельзя сказать, что люди в верхнем плейстоцене расселялись из худших географических условий в лучшие, – факты показывают, что имело место и противоположное. Им не стало "тесно" в хозяйственном смысле, ибо их общая численность тогда была невелика.
Но им стало, несомненно, тесно в смысле трудности сосуществования с себе подобными. Старались ли они отселиться в особенности от палеоантропов, которые биологически утилизировали их в свою пользу, опираясь на мощный и неодолимый нейрофизиологический аппарат интердикции? Или они бежали от соседства с теми популяциями неоантропов, которые сами не боролись с указанным фактором, но уже развили в себе более высокий нейрофизиологический аппарат суггестии, перекладывавший тяготы на часть своей или окрестной популяции? Вероятно, и палеоантропы, и эти суггесторы пытались понемногу географически перемещаться вслед за такими беглецами-переселенцами. Но остается очень убедительным вывод современного расоведения: американские неоантропы-монголоиды (индейцы) по своему антропологическому типу древнее современных азиатских, т.е. откочевали из Азии в Америку до сколько-нибудь плотного заселения Азии, а из американских южноамериканские древнее североамериканских; австралийские аборигены представляют особенно древний тип неоантропов, т.е. переселились сюда в весьма раннюю пору формирования неоантропов. Из этих фактов умозаключение однозначно: на самые далекие края пригодного к обитанию мира неоантропы отселились особенно рано в эпоху дивергенции с палеоантропами. А судя по тому, что расселение ранних неоантропов происходило в особенности по водным путям – не только по великим рекам, но и по океанским течениям, на бревнах, – люди искали отрыва сразу на большие дистанции, передвигались они при этом, конечно, поодиночке или очень небольшими группами.
Но вот процесс разбрасывания то в том, то в ином направлении достигает такого предела, когда по природным причинам простое взаимное отталкивание оказывается уже далее невозможным. Достигнуты ландшафтные экстремальные условия, или океан останавливает перемещение дальше вперед. Но торможение может быть и иного рода: настигают новые волны человеческой миграции, отрываться все труднее. И вот рано или поздно в разных местах не в одно и то же время, но в общем повсюду приходит пора нового качества: взаимного наслаивания мигрирующих популяций неоантропов, откуда проистекают попытки обратного, встречного переселения. Теперь люди все чаще перемещаются не в вовсе необжитую среду, а в среду, где уже есть другие люди, пусть и редкие, где земли, растительности и живности хватает, но где необходимо как-то пребывать среди соседей. Иссякает отлив, начинается прилив. Люди возвращаются к людям. Или – что равнозначно – они уже не отселяются, они остаются среди людей.
Вот этот второй, обратный вал перемещений неоантропов и есть уже не просто история их взаимного избегания или избегания ими палеоантропов, но начало истории человечества.
Конечно, на деле первый вал и второй не были строго разделены во времени: первый в одних географических областях еще продолжался, когда в других началось и зашло далеко встречное или обратное движение. Земля начала покрываться антропосферой: соприкасающимися друг с другом, но разделенными друг от друга первобытными образованиями. Земной шар перестал быть открытым для неограниченных перемещений. Его поверхность стала уже не только физической или биогеографической картой, но картой этногеографической, а много позже и политико-географической.