О нем и о бабочках
Шрифт:
– Радует.
– Что я могу тебе предложить…
– Что же?
– Знаешь, насколько медицина продвинулась? Какие технологии в моем распоряжении имеются? Вот, не знаешь! Правда, это дорого…
– Что «это»? – начинал опять злиться Иратов. – Говори яснее!
– Фаллопротезирование – панацея для всех мужчин, получивших увечье при бытовых и военных травмах! Берем кожные покровы с боковой части бедра, растим их слои в специальном боксе, затем при оперативном вмешательстве формируем с помощью пластики новый половой член и мошонку. В последнюю будет установлен протез одного яичка, второе будет служить насосом для вставленного в сформированный орган подъемного механизма,
Раскрасневшийся, довольный Сытин закончил свой монолог и ждал ответа. Иратов сидел и думал. Как оказалось, устранить проблему хоть и непросто, но возможно. Придя к такому выводу, он тотчас вернулся в свое обычное состояние уверенности в завтрашнем и послезавтрашнем днях.
– Сколько стоит? – спросил.
– Туда-сюда, зависит от протеза: есть лучше – американский, есть хуже – китайский.
– Я даже при Союзе китайское не покупал!
– Хороший выбор! Американский вместе с операцией, лабораторией, гонораром хирургам, то-се… От пятидесяти до семидесяти тысяч. Если дорого, я все же рекомендую китайский…
– Маг, у меня хватит на американский!
– Ах, шельма, Якут! – заулыбался уролог. – Значит, денежки имеются в достатке! «Так, крохи», – передразнил Иратова. – Кстати, забыл главное: удовольствие от полового акта будешь получать как в семнадцать лет! Нервные окончания предстательной железы в норме, а потому живи, пользуй женскую плоть на здоровье!
– Обнадеживает!
– Есть и не очень радостное сообщение. Детей больше не будет. Наука пока не в силах создать искусственный сперматозоид. Да тебе же и не нужно!
– И то правда…
При расставании товарищи молодости вновь обнялись, договорясь о том, что Иратов возьмет время на обдумывание, посоветуется с женой и после известит Сытина о решении.
Уже в дверях уролог осознал, что, кроме клички Якут, никаких персональных данных пациента не знает. Ни имени, ни фамилии. Странная жизнь, решил Сытин, закрывая за ним дверь. Дальше философскую мысль он развивать не стал, понимая всю зряшность мудрствования лукаво. Толку никакого! И этого, поверхностного, заключения хватало для способности нормального проживания в цивилизованном обществе… Ну, не знал он имени – и что это меняет? Жизнь?
В то же самое время, спускаясь к выходу, Иратов подумал о Сытине то же самое, созвучное. И как же зовут его врача? Вроде тридцать лет знакомы… Маг? А собственно, на кой фиг мне это нужно!..
Иратов прибыл на Остоженку, в свое архитектурное бюро, расположившееся на двух этажах исторического особняка. По-хозяйски, но демократично он обошел все отделы, поздоровался за руку даже с начинающими чертежниками, поспрашивал начальников отделов, как продвигается основная работа по проекту футбольного стадиона к чемпионату мира. Оказалось, что все идет своим чередом, большинство инженерных и архитектурных узлов обсчитано, и бюро даже опережало сроки сдачи проекта. Ранее, в Амстердаме, макет стадиона в виде полутыквы получил престижную архитектурную премию. Оранжевый, с окнами переходов в виде хэллоуинских глаз, он покорил не только голландцев – еще с десяток стран претендовали на выкуп идеи. Победила Россия, обещавшая часть подряда на строительство.
Пообщавшись с работниками, Иратов прошел в свой кабинет – просторный, выдержанный
За кабинетом имелась скрытая комната с отдельным санузлом, в которой Арсений Андреевич отдыхал на мягком арабском диване с райскими птицами на обивке и, конечно, с бахромой. В комнате имелись бар, кофейная машина и всякая другая дребедень – эскизы старых проектов, большой телевизор, а на стене висели дипломы и награды, которые Иратов заслужил за успешную жизнь в мировой архитектуре.
Арсений Андреевич посетил уборную и опять по-женски помочился. Мог бы вновь на этом акте зациклиться, но не стал, уже успокоившись насчет важных различий – стоя или сидя…
Вернувшись в официальный кабинет, Иратов, налив в стакан виски, связался с помощником Витей и удостоверился, что первая часть проекта отослана в Российский футбольный союз.
– Конечно, Арсений Андреевич!
– Про авторство не забыл? – спросил, механически крутя вокруг пальца изысканный перстень с рыбкой.
– Все как наказывали. Вырезали печать и проштамповали все листы – «Проект Арсения и Андрея Иратовых».
– Молодец! Что еще?
– В конференц-зале вас ожидает какой-то странный человек средних лет, он не назвался.
– Чем странный?
– К его запястью наручником прикован небольшой саквояж…
– Проводи сюда.
– Конечно, Арсений Андреевич!
Через минуту в дверях появился некий субъект с наружностью военного наемника. Иратов помнил это лицо, и он знал, кто это. Ах, как нехорошо, подумал. Как нехорошо! Арсений Андреевич в связи с трагическими обстоятельствами интимного характера совершенно запамятовал, что накануне договорился с израильским другом о сделке. Деньги перевести забыл, но, судя по всему, в саквояже курьера тот самый сапфир. Мужчина лет сорока, с восточным лицом, в прошлом офицер МОССАДа, много лет работал на израильтянина и сейчас стоял, недвижимый, на ковре русского партнера.
– Я не перевел деньги! – вспомнил Иратов. Курьер согласно качнул коротко стриженной головой. – Сейчас сделаю…
Через несколько минут Иратов с помощью электронного перевода переместил шестизначную сумму со своего счета на счет израильского друга. Кивнул головой курьеру, тот оперативно вытащил мобильную трубку и совершил международный звонок. Сказав несколько слов на иврите, он подождал немного, а потом отключился от связи. В одно движение отстегнул наручник, сделал несколько шагов, поставил на стол саквояж, развернулся почти по-солдатски и вышел.
Кашмирский самоцвет был просто идеален. С помощью ювелирной лупы, в свете мощной лампы, Иратов наслаждался природным шедевром цвета Атлантического океана, с безупречной огранкой, идеальным по пропорциям, чудесного синего окраса. Чистейший, без единого вкрапления чуждого.
Арсений Андреевич еще со студенческой молодости обожал драгоценные камни. Сначала он вкладывался в них, считая драгоценности более тихой и прочной гаванью, чем валюта, затем материальная составляющая ушла на второй план и Иратов полюбил камни как истинные шедевры, рожденные нутром Земли в муках глобальных температур. Он имел потрясающую коллекцию бриллиантов, сапфиров и изумрудов. Хранилась она в швейцарском банке, который Иратов навещал не реже одного раза в месяц. Он отпирал личный сейф, из которого забирал бархатный мешочек, хранящий его сокровища, возвращался в гостиницу и пару часов перебирал «чистую воду» пальцами, принимая от камней энергию, становясь чуточку моложе, тверже и уверенней. Затем он относил коллекцию в банк и возвращался в Россию.