О прожитом с иронией. Часть третья
Шрифт:
Корень излишне не шиковал, боялся вспугнуть доверчивое и милое существо, сидящее рядом, а потому предложил девушке простые и вкусные блюда и бутылку шампанского. Алёна сгорала от нетерпения услышать, что за волшебные слова произнёс парнишке при входе Серёга.
Тот скромно опустил глаза:
– Денег пообещал, и весь фокус. Сейчас главный проездной билет в любое приличное место – мани-мани.
Девушка с непониманием посмотрела на него:
– Уж вы и скажете: главный…
Тьфу ты! Переборщил. Серёга рассмеялся:
– Да пошутил я, просто сказал: с любимым человеком пришёл, дай, мол, возможность посекретничать, и, конечно, обещал поблагодарить. Уходить будем – благодарность в книгу жалоб и предложений напишу, руку
Девушка рассмеялась. Корень понял – прощён.
Вечер удался. Серёга много шутил, но при всех своих шутках был достаточно осторожен и личность свою не афишировал. Алёна рассказала о себе всё или почти всё. Работает медицинской сестрой в поликлинике, в свободное время трудится в частной кинике медработником по вызову: уколы, капельницы и прочее. К Митрофановне от поликлиники ходит, уж года три ходит, у старушки сердце больное, диабет, возрастные проблемы. Родом девушка из Свердловска, там же и медучилище окончила. Живёт с подружкой, на двоих комнату снимают.
Серёга, внимательно слушая, думал: вот это биография – ничего примечательного. А если бы он начал рассказывать о себе… О-о-о! Романы, да не в одном томе, о его житухе писать можно. Впрочем, на сегодня жизнь его засекречена. Будем считать, он спецагент. Точка.
Эта мысль Серёге понравилась.
Алёна рассказывала о друзьях, подругах, о том, как свою жизнь видит. Рассказала и о судьбе Антонины Митрофановны. Вот здесь Корень был чрезвычайно внимателен.
– Вы знаете, Павел, судьба старушки трагична. Предки из купцов, после революции род их разогнали, отца осудили, матушка умерла, две сестрички были, потерялись из виду. Замуж вышла рано, муж из крестьян, пил безбожно, потому и умер. Наследник родился – мальчик, красоты необычайной. Любила она, буквально молилась на него. Мальчишка вырос, а для неё всё ещё был малышом. Но когда этот «малыш» невесту привёл, в доме началась война, настоящая война – не приняла мать девушку. А не приняла по простой причине – не хотела сына ни с кем делить. Отсюда и пошло: то в ней не так и то не эдак, к тому же простолюдинка, не тех кровей и прочее. Сын упёрся. Стоит на своём, дескать, люблю, женюсь и всё. И женился. Антонина Митрофановна не переваривала невестку. Так в несогласии и нелюбви они и жили, вроде и дом один, заботы общие, а по разные стороны жили. Сынок у молодых родился – ему внимание требуется, а бабушка и его не приняла. Спустя какое-то время Антонина Митрофановна ушла из дома, даже адреса не оставила. Парень погоревал, погоревал да и успокоился. Кстати, дом этот был родовым домом Кореневых. Отец купца Коренева строил.
Алёна притихла. Серёгу эта удивительная история захватила, и он торопил:
– А дальше, что дальше?
Девушка посмотрела на Серёгу, глаза печальные. Рассказ о судьбе старушки нелегко ей давался. Оно и понятно, три года общаясь, наверняка сотни раз слышала эту горестную историю, а теперь судьбу Антонины Митрофановны на себя примеряет. Случается такое с впечатлительными людьми.
– Дальше что? А дальше большое горе у Кореневых случилось. В автоаварии погибли родители мальчика, ему всего-то три годика. Родственников нет, где бабушка, неизвестно, и власти определили малыша в детский дом. Вот и всё. Соседи старушки рассказывали, после детского дома приезжал парень домой и даже какое-то время жил, потом исчез. В дом определили новых жильцов, они, кстати, и сейчас там обитают, только вход с другой стороны. Антонина Митрофановна вернулась лет пятнадцать назад, уж какой комар её укусил, что вернулась, не говорила. В общем, вернулась, а тут такое… Рассказывала, прокляла себя, ежедневно пропадала на кладбище у могилы сына, с жизнью поквитаться хотела, но не смогла – сил не хватило. Год затворницей жила, затем вроде отошла. Пыталась внука отыскать, письма всё рассылала, да куда там, ни на одно письмо положительного ответа не получила, в местной милиции, правда, сказали, за кражу парень
Сергей был не на шутку взволнован. Ведь это о его семье и о нём рассказ. Именно о нём. Получается, из этой жизни, жизни нормальных людей, он исчез по своей воле. А его родная бабушка искала.
Жил бы сейчас припеваючи – на завод, фабрику поутру ходил, друзей имел, не подельников, друзей. Может, женился, на такой как Алёна. Может, и сын у него сейчас рос бы.
Словно пелена на глазах.
Покрутил головой. Всё стало на место: ресторан, музыка, Алёна… А ещё: подельники, бабло…
Девушка тронула за руку:
– Павел, очнитесь…
Опять крутанул башкой:
– Да всё в порядке, но уж больно история тяжёлая. За душу взяла.
После рассказа Алёны ни пить, ни есть сил не было. Хотелось просто побыть одному.
7
Николай Грач лишь к ночи вернулся домой. Домашние с ума сходили, Ольга все дни, что мужа не было дома не спала. В милицию ходила, больницы, морги обзвонила, по знакомым пробежала. Всё попусту, следов супруга нигде не было.
И вот явился. Избитый, в грязной одежде, растерянный и подавленный. Разве на такого прикрикнешь, мол, где шлялся. Ольга поняла, произошло что-то из ряда вон выходящее. Ни о чём не расспрашивая, раздела мужа, налила ванну, помогла влезть в горячую воду. Всё делала молча, деловито, но когда увидела синяки, царапины на теле, огромный кровоподтёк под правым глазом, сплошную синеву в области груди, зарыдала.
Николай протянул руку к поникшей голове жены, погладил.
– Тихо, Оленька, детей разбудишь. Всё в порядке, я дома, живой, как видишь.
Спустя полчаса они сидели на кухне. Врача Грач вызывать категорически отказался, мол, переломов нет, да и ладно, а вот Сереброву позвонил. Иван Андреевич, по сути, первым узнал о пропаже одного из ведущих своих специалистов, Ольга сообщила, и, естественно, был встревожен. Исчезновение Николая Грача вполне закономерно он связывал с переходом к нему прав собственности и формированием на предприятии новой команды управленцев.
Николай, извинившись за поздний звонок, коротко рассказал о произошедшем и, понимая тревогу Сереброва, в разговоре высказал уверенность, что случившееся никакого отношения к делам завода не имеет.
– Иван Андреевич, я вам завтра всё подробно расскажу, только вот что, не хотел бы приходить на завод, больно вид неприглядный, синяки на теле под одеждой не видно, но вот лицо… маску на физиономию не натянешь.
Серебров понял ситуацию.
– Николай Петрович, не тревожьтесь, утром сам к вам подъеду.
Ольге Николай рассказал всё и в красках и подробностях, всё, буквально до мелочей. Супруга, несмотря на молодость, была мудрой женщиной. Она с ходу предложила Николаю на время уехать из города и, может, даже попросить Сереброва организовать его защиту, частную или через милицию. Предложение уехать вполне разумно, он даже знал, куда отправиться, но вот насчёт милиции были большие сомнения, не хотел Николай заявлять о своём насильственном похищении. И не деньги, что всучили ему перед тем, как выгрузить на дороге, причина, нет, просто понимал, похищение – случайность, бандюганов вряд ли найдут, тем более расплодилось этих тварей бесчисленно и милиция их не всегда ищет.
Наутро приехал Серебров. Приехал не один, с врачом. Пока Иван Андреевич пил чай с Ольгой, врач осмотрел пациента, переломов не выявил, над ссадинами поработал, высказал вероятность сотрясения головного мозга, но это можно было точно установить в стационаре.
Грач в больницу категорически отказался, на что доктор вполне резонно ответил:
– Тогда советую покой, недельку отлежитесь, надо, больничный выпишу. Если на люди будете выходить, рекомендую тональный крем. Впрочем, недельки хватит, чтобы синяки ушли, кроме, пожалуй, вот этого…