О сквернословии в привычном и «достойном»
Шрифт:
«Святость Божия, которая столь мощно открывается в спасении Израиля, обусловливает и производит освобождение от грехов, ибо она стоит в решительнейшей противоположности против всякого грешного существа. <…> Поэтому правильное отношение к святости Божией есть та связь страха и доверия, которая красной нитью проходит чрез все Священное Писание. Из сказанного явствует, что святость Божия есть начало, лежащее в основе и образующее все спасительное Откровение во всех его моментах». [41]
41
Там же. С. 487–488.
В Писании святость открывается как освящение. Бог освящает, принимая с Собою в общение, отделяя не только сакральное от профанного, [42] но и из сакрального, в свою очередь, выделяя область священного, обособляя Себе что-либо или кого-либо из мира: Свое Имя, заповедь, субботу,
…Святы будьте, ибо свят Я Господь, Бог ваш (Лев. 19: 2), – говорит Бог Израилю. Слова эти несут в себе таинственно-непостижимое сочетание несочетаемого, которое во всем величии раскроется только в Новом Завете: Бог имеет иную природу, чем мир – человек призван к обожению. Однако уже в Ветхом Завете Бог открывается людям как призывающий нас к сопричастности этому Его свойству.
42
Слово «профанное», как и «сакральное», латинского происхождения, и происходит от «pro-» – перед и «fanum» – священное место, святилище, храм. Изначально «профанное» – то, что вне храма, мирское, нерелигиозное, а «профанами» называли тех, кто пока не прошел инициации (посвящение, введение в сакральное пространство). Отрицательной нагрузки у этих понятий не было. Иное дело – слово «профанация», которое означает кощунство, осквернение святыни. Не случайно это однокоренное слово с «профанным», потому что профанация – это низведение с высоты священного в обыденную низменность, опошление святыни, ее перевод из святилища во внешнюю среду – туда, где находится то, что святилищу или пока не принадлежит, или не может, не должно принадлежать в принципе.
Мы исповедуем Бога как Промыслителя, Который не чужд Своему творению, будучи иным. Бог любит и освящает его, и мы ожидаем нового неба и новой земли, [43] когда все творение, которое откликнется на Его любовь, будет объято святостью Божией.
Ныне же идет мучительный процесс, кризис тварного мира, потому что выбор за каждым человеком: принять заповедь святости или уклониться от нее; воспринять ее как ориентир, алгоритм духовно-нравственной жизни или проигнорировать как «отвлеченную от реальности». Корень мучения – в свободе человека: он сам должен выбрать между грядущим Царством и «тьмой кромешной» («кроме» – вне, «тьма кромешная» – тьма внешняя, вне света Божия, вне Его святости, вне причастности Богу).
43
См. Откр. 21: 1.
Святость Божественной любви непостижима для помраченного грехом рассудка, вменяющего Богу в вину попустительство злу. А без доверия Его Промыслу, без веры в Его святую любовь мы не в состоянии отличить попущение от попустительства.
В двух словах можно сказать, что Бог попускает зло не по безразличию к нему, но ради того, чтобы мы свободно выбрали святость, потому что лишь свободно избранное может стать нашим достоянием.
Первое искушение было попущено прародителям именно с этой целью (чтобы дар стал достоянием), и они его не выдержали. Пренебрегши возможностью свободно покаяться, люди не смогли более пребывать в раю. Теперь же, чтобы вернуться в состояние, даже превышающее то, что было до грехопадения, человек вновь и вновь в течение всей жизни должен избирать добро, а из добра – то, что свято.
Суть всей христианской этики – в системе нравственных понятий, объединенных идеей святости, которая есть критерий, определяющий достоинство той или иной ценности. Заповедь святости – это заповедь-максима. Мы не можем стать святыми в той же степени, что и Бог, но можем и призваны стремиться к святости.
Нарушение этой заповеди не в том, что мы не достигаем степени Его святости (это и не требуется ввиду невозможности), но в том, что мы не ставим перед собой такой цели, попросту не идем этим путем и не пытаемся научиться отделять в своей жизни «святое от несвятого». [44]
44
См. Иез. 22: 26.
Это не означает, что в жизни нашей не должно быть места чему-либо несвятому из области преходящих и относительных ценностей, но оно не должно абсолютизироваться и определять наше мировоззрение и поступки.
В контексте понимания святости как сопричастности Богу следует понимать и святость Его угодников, потому что «святой – это человек, который открылся Богу и через которого Бог как бы действует и сияет. И я думаю, – говорит митрополит Антоний Сурожский, – что многие святые никаких чудес не творили, но сами были чудом. <…> Я думаю, в том только дело в святости, чтобы человек был свидетелем о вечных ценностях, о вечной жизни, о Боге». [45]
45
Антоний (Блум),
Во Христе человек усыновляется Богу, крещаемый освящается и становится «новой тварью». [46] Все христиане – святы в широком смысле этого слова, как освященные Богом, но святыми в строгом смысле слова являются лишь те из них, кто жизнью своей засвидетельствовал истинность исповедуемых им ценностей, что стал каноном [47] их воплощения. Воплощения не чудесами (хотя они играли важную роль, свидетельствуя о даре благодати Духа Святого), но именно жизнью – мыслями, чувствами, делами, словами, общим строем поведения – всем своим существом.
46
См. 2 Кор. 5: 17.
47
Канон (греч. , канон, от , кани) – тростник. Изначально словом называлась прямая палка, прут. Поскольку прямая палка использовалась для разных целей, то и название это стало применяться к разным предметам. Так называли, например, рукоятки щита с внутренней стороны, ткацкий челнок, а также правило (палка для выравнивания, шлифовки поверхности), снурок, отвес, лот, мерило. Обобщая функции этих предметов, человек стал понимать под каноном то, что они определяли: правило, норму, образец.
Канонизация [48] святых – это не прославление их подвигов и чудес, и не столько прославление их самих, сколько прославление добродетелей, которыми они прославили Бога, давшего такую силу верным Своим; это прославление свидетельства реальности Воплощения Бога и обожения человека.
«…Верх святости и совершенства состоит не в совершении чудес, но в чистоте любви, – говорил авва Нестерой. – И справедливо. Ибо чудеса должны прекратиться и уничтожиться, а любовь всегда останется. [49] Посему-то отцы наши никогда, как мы видим, не желали творить чудес; даже и тогда, когда имели сию благодать Святого Духа, они не желали обнаруживать ее, разве только в случае крайней и неизбежной необходимости». [50]
48
Канонизация – «закрепление актом высшей церковной власти реального опыта молитвенной связи между членами Церкви (и не только ныне живущими) и подвижником благочестия, – опыта услышанных молитв, конкретной помощи и духовной связи, которую сотни, а иной раз сотни тысяч людей ощущают между собой и угодником Божиим. Когда для Церкви эта связь становится несомненной, тогда и происходит канонизация новоявленного святого – подлинного раба Божия и нашего помощника, о чем многие уже знают по собственной жизни» Когда для Церкви эта связь становится несомненной, тогда и происходит канонизация новоявленного святого – подлинного раба Божия и нашего помощника, о чем многие уже знают по собственной жизни» ([Электронный ресурс] // Православная энциклопедия «Азбука веры». URL:(дата обращения: 09.02.2017)).
49
См. 1 Кор. 13: 8.
50
Прп. Авва Нестерой. Чему должно удивляться в истинно святых людях // Прп. Иоанн Кассиан Римлянин. Писания. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1993. С. 441.
Скверна
Давайте попытаемся понять, что есть скверна и каковы ее истинные и ложные интерпретации.
Но для начала нам нужно уяснить, что противопоставление «чистота – нечистота» не совпадает с ветхозаветным «святость – скверна». В нем, как и в другой паре – «святое – несвятое», [51] третьего не дано. А вот противопоставление «святость – скверна» имеет немалый зазор того, что само по себе не скверно, однако и не свято.
51
См. Иез. 22: 26.
Святое и скверное на все времена
По ветхозаветным нормам, оскверняет не только любой контакт с ритуально нечистым, но и всякое прикосновение несвятого к святому или употребление святого на несвятые нужды. [52] То есть скверной для священного может быть не только что-либо само по себе нечистое, но и чистое, если оно не святое или не освященное, т. е. не посвящено Тому, Кто един Свят.
При этом надо понимать, что в акте осквернения великая святыня скверной не становится, а вот виновник осквернения может пострадать или через людей, карающих его за преступление, или непосредственно мистическим путем, из-за несовместимости своего состояния со святыней, с которой он соприкоснулся.
52
См. о профанации с. 68.