О смелых и умелых (Избранное)
Шрифт:
Тут и мальчишки подоспели и... узнали в солдате Сашу Киреева.
– За что тебя так?
– Что случилось, Саша?
– И сам не пойму, - ответил Киреев.
– А ну-ка послушаем, что газетчики кричат.
Через мост мчались продавцы газет, разглашая:
– Неудавшийся большевистский переворот в Петрограде!
– Беспорядки подавлены! Ленин бежал!
– Ленин - германский шпион!
– Ленин уплыл к Вильгельму на подводной лодке!
– Слышали? Очередная клевета буржуев про Ленина!
– сказал Саша.
Купцы, чиновники,
Союзные ребята, одевшись почище, пошли в центр спасать своих из лап расходившихся буржуев. И Андрейка пошел, но какое там! Гимназисты устроили целую облаву на рабочих подростков. И те, изрядно потрепанные, вернулись в свое родное Замоскворечье.
К ночи поуспокоилась буржуазная Москва. Купцы, чиновники, торговцы, фабриканты, их чада и домочадцы в офицерских, кадетских, гимназических шинелях разошлись по домам, утолив свою ненависть кулаками и тросточками. А рабочая Москва забурлила, не хотела смириться перед буржуйской.
"Послать приветствие товарищу Ленину!"
"Не выдавать вождя революции на офицерскую расправу!"
"Выйти на демонстрацию в защиту большевиков!" - требовали на митингах рабочие.
Тех, кто призывал к осторожности, предлагая повременить, стаскивали с трибун. Во всех цехах завода Михельсона вынесли решение идти на демонстрацию.
К михельсоновцам пришли делегаты от 55-го полка. Солдаты решили поддержать рабочих и выйти всем полком на демонстрацию с оружием.
Со всех заводов и фабрик в Московский комитет большевиков поступали боевые резолюции. И решение о проведении демонстрации было принято.
...Демонстрация рабочих и солдат в защиту большевиков была такой грозной и многочисленной, что московские власти не посмели ей препятствовать. Большевистские лозунги были пронесены по Москве под вой "чистой публики".
– А все-таки мы сильнее буржуев!
– ликовал Андрейка, помогая свертывать вернувшимся на завод демонстрантам плакаты: "Долой войну!", "За мир и хлеб!", "Долой министров-капиталистов!", "Вся власть Советам!". Пригодятся!
– говорил он по-хозяйски.
– Пригодятся, - согласился Уралов.
– Мы своих лозунгов не меняем.
Тихо было и на заводе. Ни митингов, ни собраний. Затишье было томительное, как перед грозой...
– А где же все-таки Ленин, дядя Андрей?
– спросил однажды Андрейка Уралова.
– Где был, там его нет. Где ищут - не найдут.
– Это хорошо. А что же мы будем делать без Ленина?
– Вооружаться! Мирное развитие революции кончилось. Буржуи объявили нам войну. Оружием будем решать, кто кого.
– Правильно, дядя Андрей!
– Это не я так говорю. Это Ленин.
– Ленин? Как же так? Для буржуев его нет, а с рабочими он разговаривает?
– А вот так!
–
"Наверное, в Москве где-нибудь скрывается, - подумал Андрейка. Живет себе среди рабочих. Сам похож на рабочего - поди узнай его. Правильно, что Люся с Алешей никому портрет Ленина не показывали. Ленин похож на моего папаню. А таких слесарей, токарей, кузнецов в Москве много. Среди них никаким сыщикам Ленина не отыскать!"
Что Ленин скрывается в Москве, так думал не один Андрейка. Сиделец Васька Сизов был в этом уверен.
– Эх, кабы не мои ноженьки-безноженьки, я бы Ленина враз отыскал и назначенный за него куш вот ей-богу бы взял!
– говорил он, отпуская семечки для торговли в розницу солдатам, инвалидам, старикам и старушкам.
– Мои были бы сто тысяч! Опять же насчет личности заминка. Всех деятелей в лицо знаю - Гучкова, Милюкова, Родзянко, Рузского, Корнилова, Брусилова, а портретов Ленина ни в одной газете не видал, - сокрушался Васька.
АРБУЗ ПОДКАТИЛСЯ, ДА НЕ ПРИГОДИЛСЯ...
На заводе Михельсона объявили запись в Красную гвардию. Она создавалась для защиты завоеваний революции.
Союз молодежи вступил в рабочую гвардию целиком. Андрейка, конечно, такое событие не прозевал. Раньше всех явился на первое построение отряда во дворе завода и занял самое видное место. Стоит красуется первым, а от него тянется шеренга красногвардейцев, если считать слева направо. Заводские подростки, не принятые в союз по малолетству, смотрят на Андрейку с завистью. Старые рабочие пошучивают: "Мал золотник, да дорог".
Инструкторы по обучению военному делу все свои - знакомые. Главный инструктор Кржеминский суров, подтянут, недаром ему дали прозвище "пан". А для Андрейки он Стасиков дядя, почти родня. Не раз в столовке "пан" его вместе со своим племянником чаем с булками угощал и даже пирожками: "Кушайте, дети, подкрепляйтесь!"
И вот этот свой человек все дело испортил. Увидев Андрейку, нахмурился, спросил:
– Почему дети в строю?
– Это не дети, - ответил Уралов.
– Это из Союза юных пролетариев "Третий Интернационал".
– Сколько тебе лет? Четырнадцать? А в Красную гвардию принимают с шестнадцати... Сожалею. Но, увы, милый мальчик, выйди из строя. Подрастешь, примем!
Подчинившись команде, Андрейка очутился в рядах глазеющих на строй мальчишек.
– Арбуз-карапуз! Арбуз-карапуз! Ловко подкатился, да не пригодился! задразнили завистники.
Стыдно Андрейке было людям в глаза смотреть. Единственно, с кем поделился он своей обидой, это с Филькой. У того тоже горе: уволили с должности грума барышни Сакс-Воротынские. Коней своих из Москвы в деревню отправили на подножный корм, ну а Фильку вон. И теперь он приставлен к тетке. И отец приказал всячески старушку ублажать. Может, при жизни еще наградит. И Филька ублажает: ловит для нее голавлей в Москве-реке. Она их любит, жареных. Крупные голавли попадаются тому, кто на донную закидывает. А у него свинцовых грузил не было. Хорошо, Андрейка подсказал, где взять.