О Тех, Кто Всегда Рядом!
Шрифт:
До самого леса мы обсуждаем тонкости здешней коммерции. И я впервые радуюсь, что попал в это странное место! Если Иштван не врет, то по фунту серебра за каждый золотой я получу. Или целый воз меди. Но мне медь нужна не больше прошлогоднего ветра.
Лес действительно оказывается редким — стволы деревьев торчат далеко друг от друга и редко года высокие кроны соприкасаются между собой. К тому же часто встречаются поляны с горелыми пеньками — видимо, кто-то продолжает прореживать растительность. Туман совершенно испарился и теперь это редколесье просматривается
И хотя выглядит это все безобидно, но наш разговор как-то сам собой утихает, мы замедляем шаг и озираемся вокруг, будто ждем какой-то опасности.
Но ничего не происходит — даже местная живность не показывается. Дятлы, если они есть, бездельничают и кукушки молчат. Никаких белок, мышей и прочих куниц не видно. Пахнет мокрым деревом, землей и грибами.
Лес становится все реже и реже и вскоре кончается, уступает место огромной, поросшей высокой травой, пустоши. Здесь гуляет легкий ветер, разносит вокруг пыльцу с полевых цветов. Трава под его порывами стелется упругой зеленой волной — такой красоты я еще ни разу не видел.
Иштван, шагает гораздо бодрее, начинает что-то насвистывать. Конь хлещет меня по ногам своим хвостом — отгоняет мух.
— Долго еще?
— Да вон уже, — Иштван вытягивает руку вперед.
Я пока что ничего не вижу.
— Стены, — добавляет он.
Действительно, впереди едва различимо в поднимающемся вверх теплом мареве, виднеются серые стены.
— Устал я брести, — Жалуется спутник.
Он протягивает мне руку и, опершись на подставленную мою, ловко запрыгивает на круп лошади.
Через час мы подъезжаем к городу.
Снаружи ничего особенного, если не считать, что в воротах нет вообще никого — ни стражи, ни мытарей, ни привычных мне Анку. Телеги въезжают и выезжают без всякого порядка. Носятся собаки, иногда устраивая между собой короткую грызню за дохлую крысу или что-то столь же интересное.
Мы спешиваемся и вступаем в Арль, — так называется городок.
Я толкаю Иштвана в бок и шепчу на ухо:
— Мне нужно поменять золото.
Четыре монеты — это по местным меркам солидно. Купцом стать не выйдет, но прожить пару месяцев можно безбедно.
— Тогда нам нужно к тетке сначала. Сам-то я даже и не знаю к кому обратиться, чтоб не обманули.
Мы пробираемся по узким, грязным улицам, покрытым какой-то вонючей смесью соломы, глины, нечистот, куриного дерьма и мусора. И я еще раз отчетливо понимаю, что Туату здесь никогда не бывали. И не появятся — не любят они такой грязи. Вспоминаются чистенькие улицы Хармана или Вайтры — до их состояния здешняя помойка, по недоразумению называемая городом, не поднимется никогда. Хоть в чем-то есть, оказывается, польза от Анку.
Часто встречаются люди с оружием — у кого-то короткие клинки, у других — шпаги, у иных — дубины на поясе, кое-кто даже носит с собою алебарды. Как выясняется чуть позже, с алебардами бродят местные гвардейцы. Что-то вроде городской стражи. И все равно оружия очень много — у нас такого его количества хватило бы на десяток городов вроде Хармана. На
— Тетка моя одно время была замужем за городским деловодителем, — рассказывает Иштван. — Так что я тут все знаю. Потом он умер спешно, а в городе шептались, что без Магды не обошлось. Не знаю, так ли, но мать говорит, что это неправда. Вот уже двадцать лет тетка одна вдовствует. Ты сильно не пугайся, строгая она. Но деньжата у нее водятся. А если у нее не достанет, то хоть подскажет, к кому без опаски обратиться можно.
Мы останавливаемся перед низкой неприметной дверью и Иштван колотит в нее ногой, сопровождая грохот криками:
— Магда! Тетка Магда, открывай! — он оборачивается ко мне и спокойно объясняет созданный шум: — Глуховата она малость. Открывай, тетка!
Дверь распахивается и на пороге я вижу застывшую статую с лицом, могущим легко украсить любой ночной кошмар! Она худа, скулы обтянуты желтой кожей, губы широкого — едва не до ушей — рта плотно сжаты. Брови скрыты краем чепца. Нос изогнут хищным клювом. Под ним родинка размером с грецкий орех и из нее на подбородок опускается длинный ус. Из-под чепца в разные стороны торчат седые космы. Длинные руки опущены вдоль тела, но я не обманываюсь: едва это чудовище захочет меня укусить, они взметнутся к моему горлу и сожмут его крючковатыми пальцами!
В моем мире таких ужасных старух нет. А если и есть по недосмотру кровососов, то никому они не показываются. Бесы! Я даже не думал никогда, что женщина может быть настолько стара и страшна! А увидели бы ее Анку — разбежались бы и попрятались!
Я невольно отступаю назад и отвожу взгляд, а Иштван смеется:
— Не бойся, не наведет на тебя порчу, если ей не заплатить.
— Чего тебе, Иштван? — вопрошает чудовище скрипучим тонким голоском — точно будто кто-то хитро ножом по тарелке скребет. Удивительно, но зубы в широкой пасти видны молочно-белые, здоровые и крепкие.
— Мать послала, — громко врет мальчишка. — Справиться, как ты здесь? Жива ли еще?
— Не дождетесь, — мрачно отвечает карга. — Жива. Что еще?
— Дело у нас к тебе, тетка, — подмигивает Иштван.
Она долго соображает, потом вытирает ладони о перепачканный чем-то передник и скрипит опять:
— Ну, проходи. Только обувку скинь на пороге. Ну, ты порядок знаешь.
Иштван кивает мне и тянет за собой в темные внутренности дома, где — я уверен — тысячу лет назад обосновалась эта ужасная ведьма!
Коня привязываем к торчащему из стены кольцу, покрытому изрядной ржавчиной, и суем в зубы морковку.
В доме удивительно чисто — будто и нет снаружи зловонного Арля.
Все аккуратно разложено, повсюду белые накидки, на окнах, прикрытых ставнями, кружевные занавески. На второй этаж ведет прочная лестница с резными балясинами.
— Какое дело? — карга уже устроилась за массивным столом.
— Покажи ей, — командует Иштван.
Я выкладываю золотой кругляш перед страшной Магдой.