О Тех, Кто Всегда Рядом!
Шрифт:
Я достаю монету из кармашка в поясе и протягиваю ее кузнецу:
— Видел такое?
Он долго крутит монету в руках, прикусывает ее, смотрит на свет, трет ею о камень, прикусывает зубами, сгибает пополам двумя пальцами и снова распрямляет. Потом срывается с места, покряхтывая добирается до кузницы и серебряный кругляш оказывается на наковальне. Размашистый удар молотом расплющивает монету с одного края.
— Не попал, — объявляет очевидное Золтан. — Что это такое? Никогда такого железа не видел.
— Мы из дальних краев идем, — начинаю вдохновенно врать. — Там такие деньги в ходу. Как у нас олово. Разменная монета.
— Чудные, — бормочет
— Деньги как деньги, — сварливо огрызается из противоположного угла во дворе наш лучник.
Золтан поднимает брови — они у него черные, густые, полукруглые, но ничего не отвечает и еще раз прикусывает испорченный сольди.
— Два гвоздя тебе за деньгу дам, — выносит вердикт. — Только потому, что я очень любопытный. И добрый.
— Я не торговать пришел, Золтан. Сможешь из такого железа сделать большой тесак? Вроде вот этого?
И показываю ему свое привычное оружие.
Кузнец принимает его, вертит в руках:
— Ну… это как большой гвоздь. Только с ручкой и плоский. Острый, — он щелкает ногтем по лезвию. — Или нож. Только большой. Непростое дело. А что дашь за работу?
И мы начинаем торговлю, на которой я собаку в свое время съел, а этот увалень к ней еще менее расположен, чем к ковальскому мастерству. Итогом торговли становится соглашение, что за пять оловяшек, все еще болтающихся в моем кармане, я получу то, что мне нужно. И железо, потребное для дела, будет стоить еще пять оловяшек. Цена пары пирожков в Вайтре! Но здесь это, должно быть, хорошие деньги. Так что мы оба довольны сделкой, и я даже немного чувствую себя одураченным — уж не опростоволосился ли я, согласившись на такую ничтожную цену? Отбрасываю сомнения и ищу положительный опыт от совершения очередной глупости. Зато теперь я уверен, что стоимость осла здесь будет вдвое ниже, чем в городе.
Для изготовления второго тесака Золтан запрашивает целый день и ночь и десяток сольди — на серебряную вставку, на которой настаиваю я. И обещает переговорить с соседями об ослах или мулах.
Едва договоренность достигнута, сольди переданы и оставлен задаток, кузнец преображается. Он исчезает в доме, оттуда сразу же доносятся разнообразные звуки: возмущенный рев Второго, крики обоих, звуки бесхитростной драки, хрус бьющихся плошек и вскоре они оба вываливаются наружу. Второй чуть меньше Золтана, но гораздо толще. И лысый как рыба.
— Скотина, — рычит кузнец, — еще раз на меня замахнешься, я тебя Этим отдам! Пусть приберут такую скотину!
— Сам-то! — огрызается Второй. — Сам-то?
Его голос плаксив, чувствуется, как мучительно больно ему ходить, говорить и думать, но Золтан очень настойчив и, сопровождаемый пинками, Второй скрывается в кузне.
— Хозяин, а перекусить здесь где можно?
Кузнец в ответ пожимает плечами:
— До вечера — негде. Поля здесь большие, а народу маловато. Ждите, скоро люди начнут возвращаться. И не попадитесь баронским приказчикам — мигом захомутают и к делу приставят.
Мне уже доводилось слышать о том, что на окраинах некоторых земель их владельцы рады любому человеку, оказавшемуся в их пределах. Рабочих рук не хватает, земли пустуют. Там подчас даже уважаемых купцов целыми караванами на поля выгоняли и заставляли хлеб жать. А потом, после уборочной, выгоняли взашей без обоза, чтоб не кормить лишний день. Время потеряно, товар пропал, люди в караване злые. И поди докажи, что тебя обидели — у иного барона свидетелей целые деревни наберутся, что в глаза тебя не видели.
В таких случаях даже Эти умывали руки, предоставляя людям право самим разобраться. Им-то что? Все стадо цело, все живы. А то, что обижен кто-то на окраине, так от этого им большого ущерба нет. В городах, а особенно в столице у них все жестко — там не дайте Святые Духи чью-то собственность прижать — мигом разберутся и показательно накажут провинившихся. А здесь людей мало, приходится беречь каждого.
Мы с Иштваном укладываемся спать под забором. Потому что в дом идти боязно — в любом хлеву чище. Мало ли кто там у них еще водится? Остроухая усаживается на вросшую в землю колоду и застывает в своей обычной позе молчаливого памятника.
К вечеру в деревне появляются люди, коровы, гуси, телеги. От шума мы и просыпаемся. Больше всего хочется чего-нибудь закинуть в рот, но вокруг только солома, мусор и истово трущий глаза Иштван.
— Пожрать бы…, - мечтательно тянет он.
Хине все так же сидит неподвижно, а Золтан со Вторым уже готовятся стучать молотками.
Мне же предстоит найти ишаков.
Оставив Иштвана присматривать за кузнецами и остроухой, обхожу почти половину деревни, знакомлюсь со всеми ее обитателями и, в конце концов, нахожу, то, что мне нужно: пятилетний осел и восьмилетний мул. Может быть, и постарше — у скотины возраст не спросишь, а хозяева за вранье вообще денег не берут. Попутно сторговываюсь на ужин для двоих и узелок со снедью в дорогу. Вся эта коммерческая операция изрядно опустошает мои карманы, оставляя в них всего пару оловянных кругляшей. Я, конечно, еще серебром набит по самое горлышко, но здесь это не деньги, а страшное оружие, которое не купишь ни за какое золото.
— Посмотри-ка! — встречает меня во дворе Золтан. — Разве не чудо?
Он показывает мне заготовку будущего тесака, зажатую в страшных клещах. Я же не особенно понимаю в работе с железом, и поэтому не разделяю его восторгов. Может быть и чудо, но мне-то откуда знать? И все же киваю:
— Вот умеешь же, когда захочешь! Только сделай еще острие, чтобы не только рубить, а еще и тыкать можно было, ладно?
— Как скажешь, — легко соглашается кузнец. — Тебе же делаю.
— Мне нужно, чтобы острый был.
— Будет! Скоро уже будет совсем готово, — сулит мне Золтан и скрывается в кузне, где Второй раздувает меха.
Его обещание исполняется только утром. Всю ночь они звенели молотками, громко спорили и мешали нам спать, но едва соседский кочет вскочил на забор, огласил окрестности своим дурным криком и крестьяне потянулись на поля, кузнец расталкивает меня и с гордостью показывает свой «большой и плоский гвоздь с ручкой»!
Наверное, деревенская жизнь накладывает неизгладимый отпечаток даже на такого неумелого кузнеца как Золтан. Я долго объяснял ему вечером, что хочу увидеть, но в итоге получил то, что представил себе «мастер». Клинок у него вышел чудовищно несбалансированным. Вся тяжесть сместилась к острию. Получился этакий неудобный колун, весом в четыре фунта — много не намашешься, дерево тоже не срубишь, но уж если разок попадешь по живой плоти, то ничто не спасет от дырки в голове или теле. С другой стороны, те, против кого он предназначен — Анку — долго размахивать им не позволят. И если с первого раза не попал, то потом шанса не будет. Это я так себя успокаиваю, понимая, что ничего лучше Золтан сделать не может.