О трагическом чувстве жизни

Унамуно Мигель де

На этом заканчиваются - давно пора!
– эти очерки о трагическом чувстве жизни у людей и народов, или, по крайней мере, у меня - ведь я человек - и в душе моего народа, как она отражается в моей душе.

Я надеюсь, читатель, что пока продолжается наша трагедия, в каком-нибудь антракте мы с тобой еще встретимся и узнаем друг друга. И прости, если я досадил тебе больше, чем это было нужно и необходимо, больше, чем я намеревался досадить тебе, когда взялся за перо, чтобы хоть немного развеять твои иллюзии. И не дай Бог тебе мира, но дай Бог тебе славы!

Саламанка, благословенный 1912 год.

Агония христианства

Умираю, потому что не умираю.

(Святая Тереса де Хесус)

Введение

Христианство это такая универсальная духовная ценность, которая уходит своими корнями в самые

глубины человеческой индивидуальности. Иезуиты говорят, что в христианстве речь идет о признании выгоды нашего индивидуального, личного спасения, и хотя иезуиты возводят это утверждение в принцип, нам следует принять его здесь только в качестве предварительного тезиса.

Поскольку речь идет о проблеме сугубо индивидуальной, а потому и универсальной, я попытаюсь обрисовать ту ситуацию сугубо личного, частного характера, в которой начал писать то, что теперь предоставляю на суд тебе, мой читатель.

Военная диктатура моей бедной испанской родины {297} выслала меня на остров Фуэртевентура, где я получил возможность углубить свой личный религиозный и даже мистический опыт. Я был вызволен оттуда французским парусником, доставившим меня на французский берег, и обосновался здесь, в Париже, в моей одинокой келье, расположенной неподалеку от Арки Звезды, где и было все это написано. Здесь, в Париже, перенасыщенном историей, социальной и гражданской жизнью, почти невозможно найти себе какое-нибудь убежище, где можно было бы спрятаться от истории, а посему приходится ее пережить. Здесь, в Париже, мне не увидать ни горных хребтов Саламанки, почти круглый год покрытых снегами, питавшими корни моей души; ни бескрайних степных просторов Паленсии, где остался домашний очаг моего старшего сына и где душа моя обретала покой; ни моря, из вод которого каждый день рождается солнце на Фуэртевентуре. Здесь течет Сена, а не Нервьон моего родного Бильбао, в котором можно уловить биение пульса моря с его приливами и отливами. Здесь, в этой келье, в Париже мне согревало душу чтение. Я читал на авось то, что оказывалось под рукой. А в этом на авось - самый корень свободы.

297

Военная диктатура моей бедной испанской родины...
– речь идет о военной диктатуре Примо де Риверы, пришедшей к власти в 1923 г. в результате вступления короля Альфонса XIII в сговор с генералами. Унамуно публикует ряд статей, содержащих не только резкие выпады против диктатора («Когда диктатор говорит о свободе, - пишет он, например, в одной из этих статей, - он вкладывает в эти слова то значение, которое могли дать ему инквизиция и иезуиты*. Цит. по: Madrid P. Los desterrados de la dictatura. Madrid, 1930. P. 50), но и крайне непочтительную аттестацию короля. После этого Унамуно, ректор Саламанки, был отстранен от преподавания и сослан на Канарские острова. Под давлением общественного мнения диктатор через несколько месяцев «помиловал» Унамуно и разрешил ему вернуться. Но тот заявил, что не вернется на родину до тех пор, пока не будет свергнута диктатура. Унамуно удалился в добровольную эмиграцию и продолжал вести борьбу с диктатурой, публикуя статьи и памфлеты. В Испании лозунгом борьбы студенческой молодежи за демократию стали слова: «Да здравствует Республика и Унамуно! Долой диктатуру! Эмиграция Унамуно закончилась лишь в феврале 1930 г,? после падения Примо де Риверы.

В такой вот индивидуальной ситуации религиозного и, осмелюсь сказать, христианского характера г-н П.А.Кушу попросил меня написать брошюру для издаваемой им серии литературы по христианству. Он же подсказал мне и это название: Агония христианства, так как был уже знаком с моей книгой о трагическом чувстве жизни.

Когда г-н.Кушу обратился ко мне с этой просьбой, я читал Enquete sur la monarchie Шарля Moppa {298}– куда как далеко от Евангелия!
– который потчует читателя консервами, состряпанными из уже протухшего мяса покойного графа Жозефа де Местра {299} .

298

Enquete sur la monarchie– Исследование о монархии (франц.).

Шарль Морра (Maurras) (1868-1952) - французский писатель и политик, руководитель Французского Действия и сторонник реставрации монархии.

299

Жозеф де Местр (1753-1821) - граф, французский публицист, политический деятель и религиозный философ. Один из вдохновителей и идеологов европейского клерикально-монархического движения первой половины 19 в. См. Карсавин А.П. Жозеф де Местр//Вопр. филос. 1989. № 3.

В этой книге, абсолютно антихристианской, мне попалось одно извлечение из программы L'Action Francaise {300} 1903 г., которое гласит: «Для истинного патриота родина превыше всего, и потому он ставит, обсуждает и решает все политические вопросы в соответствии с национальным интересом». Когда я прочитал это, мне припомнилось: «Царство Мое не от мира сего», и тогда я подумал, что для истинного христианина - если только истинный христианин возможен в сфере гражданской жизни - всякий вопрос, будь то политический или какой бы то ни было другой, должен ставиться, обсуждаться и решаться в соответствии с интересом вечного спасения, с точки зрения вечности. Ну а если погибает родина? Родина христианина не от мира сего. Христианин должен пожертвовать родиной ради истины.

300

L'Action Frangaise– Французское Действие (франц.).

Истина! «... На сей счет уже никто не обольщается,

и весь род людской, читая в глазах мудреца, спрашивает его без обиняков, как же быть, если истина в глубинной основе своей печальна», - писал Э. Ренан {301} .

В воскресенье 30 ноября этого счастливого - или несчастного - 1924 года я был на богослужении в греческой православной церкви Святого Стефана, расположенной здесь неподалеку, на улице Жоржа Бизе. Там на большой иконе с образом Христа, заполнявшей тимпан, было написано по-гречески: «Я есмь путь и истина и жизнь». Прочитав эту надпись, я вдруг снова почувствовал себя на уединенном острове, и тогда мне подумалось, а вернее пригрезилось: правда ли, что путь, жизнь и истина суть одно и то же; что если истина убивает, а жизнь обманывает нас? Это и навело меня на мысль об агонии христианства во мне самом и в каждом из нас. Да и возможно ли христианство вне каждого из нас?

301

Эрнест Ренан (1823-1892) - французский писатель. В «Истории происхождения христианства» (1863-1883) пытался осмыслить евангельские легенды, исключив из них все сверхъестественное.

Здесь-то и кроется корень трагедии. Ведь истина - это нечто коллективное, социальное, гражданское: истинно то, в чем все мы согласны и посредством чего понимаем друг друга. А христианство - это нечто индивидуальное, непередаваемое. Именно поэтому оно и агонизирует в каждом из нас.

«Агония», , означает «борьба». Агонизирует тот, кто живет в борении, кто вступает в борьбу с самою жизнью. И со смертью тоже. «Умираю, потому что не умираю», - говорится в молитве Святой Тересы де Хесус {302} .

302

Святая Тереса де Хесус (1515-1582) - испанская монахиня, реформатор кармелит- ского ордена, видная писательница. Оставила несколько книг биографического и мистического содержания. Стиль Св.Тересы оказал значительное влияние на последующее развитие кастильской лирики. Главное произведение: Castillo interior. В Эску- риале хранятся рукописи с автобиографией Св.Тересы. Наряду с Св. Иаковом блаженная Тереса считается особой покровительницей Испании. Ее имя в миру - Тереса де Сепеда-и-Аумада. Родилась и выросла в Авиле.

О моей агонии, о моей борьбе за христианство, об агонии христианства во мне, его смерти и его воскресении в каждое мгновенье моей духовной жизни я и хочу поведать тебе, читатель.

Вот что писал аббат Ауазон, Юлий Теодор Ауазон, своему брату священнику Гиацинту {303} 24 июня 1871 г.: «Даже те, кто все еще поддерживают тебя и относятся к тебе без предубеждений, считают, что теперь, когда мы должны сосредоточить все свои усилия на заботе о всеобщих интересах, то, о чем ты пишешь, не имеет никакого смысла. Берегись, ибо тактика твоих врагов как раз именно в том и состоит, чтобы заманить тебя в область всеобщих интересов и на этой территории нанести тебе сокрушительный удар».

303

Священник Гиацинт (рere Hyacinthe, Charls Marie Loyson) (1827-1912) - видный представитель французского старо католичества (его духовной драме посвящена последняя глава «Агонии христианства»). В середине 60-х годов он пользовался в Париже большим успехом как проповедник среди образованных и аристократических кругов Второй Империи. Обвиненный в 1867 в либеральных воззрениях, он в целях самооправдания отправился в Италию. По дороге он выступил в Женеве на первом конгрессе мира за уравнение протестантов и евреев с католиками, за что генерал ордена кармелитов, в который Г. вступил в 1859, запретил ему проповедовать. На это

Г. ответил выходом из ордена и апелляцией к собравшемуся тогда Ватиканскому собору. Дальнейшее пребывание Г. в лоне католической церкви стало невозможным, особенно после того, как он, сблизившись с немецкими старо католиками, отказался признать догмат о непогрешимости папы. 10 октября 1869 он был отлучен от церкви. Г., не слагая священства, женился в 1872, чем вызвал большой скандал в ультра- монтанских кругах. В Женеве он организовал eglise catholique nationale с женатыми священниками, причащением под обоими видами и литургией на народном языке.

Итак, в религии, и особенно в христианской религии, невозможно говорить об интересах глобальных, всеобщих, о вечных, универсальных религиозных интересах, не придавая им личного, я бы даже сказал индивидуального, значения. Всякий христианин, чтобы проявить свое христианство, чтобы проявить свою агонию, свою борьбу за христианство, должен сказать о себе самом: «Esse christicmus», подобно тому как Пилат сказал: «Се Человек!». Он должен явить свою христианскую душу, душу христианина, душу, которая созидалась в его борьбе, в его агонии христианства. Смысл его жизни заключается в строительстве души. Душа это бессмертное творение самой же души. Ведь после смерти кости остаются лежать в земле, тогда как душа, творение, сохраняется в истории, если, конечно, она действительно жила, то есть боролась против жизни, которая преходит, за жизнь, которая пребывает в вечности. Ну а жизнь, что она собственно такое? Или - если придать этому вопросу еще более трагический смысл ~ что есть истина? Ведь если истина неопределима, поскольку она сама есть то, что все определяет, определяющее, то точно так же неопределима и жизнь.

Один французский материалист, уже не помню, кто именно, сказал, что жизнь есть совокупность функций, противодействующих смерти. Тем самым он определил жизнь агонически, или, если угодно, полемически. Жизнь была для него борьбой, агонией. Она была для него борьбой со смертью, а тем самым и с истиной - истиной смерти.

Иногда говорят о struggle for life, борьбе за жизнь; но эта борьба за жизнь и есть не что иное, как сама жизнь, life, и вместе с тем сама борьба, struggle.