О вере, неверии и сомнении
Шрифт:
"Я есмь путь и истина и жизнь" (Ин. 14, 6)…
Что такое?! Откуда в мире могли даже прозвучать такие немыслимые слова?! Доселе он считал Христа человеком, учителем, пусть даже и Непорочным, но все же обыкновенным человеком, как и все, как и сам студент. А теперь? Мог ли он, вот этот студент, сказать бы про себя такие слова: "Я — истина". Даже еще больше: "Я — Сама жизнь". Абсолютно невозможно! Это было бы не только смешно, но даже и безумно… А другие!.. И ясно стало ему: никто, никто в мире не может сказать эти слова… А следовательно?? Следовательно, Тот, Кто дерзнул изречь их и изрек с такой несомненностью о Себе, — не был человеком.
И студент уверовал во Христа Бога!
…Эта
Заглавие не помню уже… Как жаль, что теперь таких книг не достать. И как мы не ценили наших русских ценностей духа! Поистине — как евреи: имели очи и не хотели видеть, имели уши — и не слушали (Ин. 12, 40).
Теперь бы вот хоть бы почитать, да не найти этой книги.
Вот я взял одну сторону из христианства: достоверность его источников; и мы видим, как здравый ум подходит к вере, помогает нам. Он не объясняет нам непостижимости Боговоплощения; не дает понять, как соединилось во Христе Божеское естество с человеческим; тайной остается, как от Духа Святого зачался Сын Божий во утробе Пречистой Приснодевы. Все это нужно принимать потом верою на доверие. Ведь и сама Божия Матерь не уразумела таинства совершившегося в Ней потом Боговоплощения; а когда Архангел Гавриил пытался несколько успокоить Ее смущенный ум ссылкой на зачавшую в старости Елисавету, — хотя это, конечно, было совсем не то же самое, что и зачатие от Духа, — то оставалось ему сказать одно: Бог все может! — И верующая из всех верующих (дерзну сказать: Мудрейшая, в своей глубочайшей вере, паче Архангела Гавриила!), Преблагословенная сказала: "Я раба Господня! Пусть будет со мною по слову твоему!"… И это — после такой непостижимой веры — стало!
Велика тайна Боговоплощения (1 Тим. 3, 16). Непостижима даже и для Самой Девы, а не только ангелам и людям. Исторический рассказ об этом чуде из чудес настолько несомненен; и Лик Девы Марии, о Которой потом узнали все апостолы и весь мир, настолько непорочен, чист, свят и достоверен, что самым простым, непредубежденным умом приходишь к необходимости принимать это событие с полнейшим доверием! Так и все вообще в Евангелии. Возьму еще пример. Факт воскресения от мертвых Господа Иисуса Христа, как известно, имеет величайшее значение для христианства не только как чрезвычайное чудо, удостоверяющее Божество Его, но и догматически важнейшее для всего мира: оно говорит об ожидающем — и нас и даже этот вещественный мир — духовном обновлении: "есть тело душевное, есть тело и духовное", говорит ап. Павел (1 Кор. 15, 44). И сама "тварь с надеждою ожидает" изменения (Рим. 8, 18–23). И потому понятно, что евреи сразу воспротивились принятию этого славного события, подкупив стражу: пришли ученики ночью и украли Его (Мф. 28, 11–15).
Но как эта ложь пуста и легкомысленна! Простому детскому размышлению очевидна бессмыслица такой выдумки! И с самого начала христианства благовестники и проповедники легко, простыми здравыми рассуждениями опровергали это лукавое измышление. Но для меня убедительнее всех других опровержений представляется отношение к этой лжи самых первых свидетелей, апостолов. Не знаю, обращали ли вы, читатель, внимание на то, что трое из евангелистов даже не сочли нужным упомянуть о такой пустой выдумке! Такое ничтожество представляла она для очевидцев, что не стоило и писать о ней!
И только один ев. Матфей рассказал на память потомству об иудейском растерянном изобретении. Но и ему, и всем читателям Евангелия до такой степени оно казалось бессмысленным, что против него евангелист не нашел нужным сказать хоть бы одно слово опровержения! Это молчание
Неверующий в Божество Христово, а в частности, и в воскресение Его, ученейший немец Гарнак в своей книге "Сущность христианства" выражает удивление: каким образом ученики и ученицы Христовы до такой степени убедились в истине воскресения Его, что бесстрашно, даже до смерти, стали распространять потом эту весть по всему миру?!
Вот уж поистине сбываются слова Христа Господа, сказанные ученикам после первой проповеди их: "Славлю Тебя, Отче…что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам", простым рыбакам (Мф. 11, 25). И ап. Павел высказал ту же мысль в Послании к Коринфянам. Указавши на многие явления Воскресшего Господа, между прочим, однажды "более нежели пятистам братий в одно время, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые и почили", упомянувши о себе "как (некоем) изверге" (выкидыше), он пишет:
"Итак я ли, они ли, мы так проповедуем, и вы так уверовали. Если же о Христе проповедуется, что Он воскрес из мертвых, то как некоторые из вас говорят, что нет воскресения мертвых? Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша. Притом мы оказались бы и лжесвидетелями о Боге, потому что свидетельствовали бы о Боге, что Он воскресил Христа, Которого Он не воскрешал… Но Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших" (1 Кор. 15, 5–8, 11–15, 20).
Как видим, воскресение Христово было для апостола столь несомненным фактом, что он утверждал не его, но им обосновывал и будущее воскресение всех, и свою веру, и подвиги свои, и всю нравственность.
И на самом деле: как все было чрезвычайно просто: апостолы видели Воскресшего. Как же тут не убедиться? А если видели, то и — "не можем молчать".
Так все просто, ясно, понятно и для ума!
И нужно уже делать над собою буквально насилие, превращать себя в сумасшедшего, чтобы упорствовать против очевидного факта! Диавольское отупение и ожесточение! А тогда и Сам Бог скрывает Себя от таких богоборцев.
Если же мы захотели бы теперь опровергать пустую выдумку евреев, — что обычно и делается, — то это весьма легко и для отроческого ума. Именно. Как это ученики, столь робкие, что разбежались при аресте Христа, а Петр отрекся и перед служанкой, — как они вдруг осмелились бы, безоружные, идти к гробу, окруженному военной стражей, чтобы воровать?!
Как могла уснуть вся стража, поставленная бодрствовать? И как она не услышала даже шороха воровавших?! А ведь без шума и камень отвалить было бы нельзя.