О воле и «свободе воли»

Анисимов Олег Сергеевич

Но вместе с тем управленец начинает различать в своей деятельности «низкое» и «высокое», случайное и неслучайное, неоправданное и доказанное и т. п. Управленец понимает, что жизнедеятельность, социодинамика, социокультурная динамика существуют в мире деятельности лишь как ресурс, как обслуживающие слои и в меру их оправданности они полезны и необходимы, а вне этих пределов они вредны. Поэтому он и приступает к борьбе с «низменным» в указанном аспекте, соотнося его с поставленными целями, задачами, проблемами.

Управленец «насыщает» понятие воли новым содержанием, в сравнении с исполнителем. Вместе с внесением

в его рефлексивное сознание и самосознание профессиональной критериальной базы у него появляется основание для самокоррекции в реализации норм его деятельности, которые он сам и созидает. Отчужденность норм в этих случаях отсутствует и, в меру его субъективного отождествления с критериальной базой на основе профессионального развития, воля управленца становится «свободной». Он самокорректируется «от себя», а не формального следования критериям.

Мы видим, что преодоление формальной свободы в проявлении воли исполнителем возможно за счет идентификации с управленцем, заимствовании его критериальных оснований в рефлексивной самоорганизации. Таким же образом и управленец может осуществлять реализацию норм вышестоящего руководителя формально, отчужденно, если не отождествляется с ним и его основаниями проявления воли.

Профессиональная «совесть» заключена в критериальной базе нормирования, если она воспринимается субъективно и в отождествлении. Но вместе с этим появляется переход и к культурным слоям профессиональной деятельности. Тем более что в критериальном обеспечении могут существовать высшие критерии как познавательного оценочного типа. Они имеют прототипы в научных, теоретических основаниях, этике, но выводятся в зону всеобщих критериев именно в философии, в мировоззренческих и мироотношенческих системах. Чтобы пользоваться ими как критериями управленцы должны проходить путь «возвышения», субъективного развития. Те же пути проходятся и при вхождении в мир духовных оснований.

Отличия состоят в том, что в мире духовности возникают и становятся главными вопросы о первооснованиях всего, о созданности всего, включая общество, человека и т. п., о предназначении и служении предназначению и первооснованиям.

Тем самым, чем менее случает человек в своих поступках и чем больше сил прилагает для сохранения неслучайности, в том числе прилагает силы для преодоления внешних и внутренних препятствий к этому, тем он более свободен. Свободен от случайностей и предопределяющей роли помех к реализации замысла.

Рассматривая природное самовыражение как «естественное», а неслучайность, неслучайное поведение как «оискусствленное» и «искусственное», противостоящее естественному мы видим «свободу» в мире оискуствленного. Но и здесь различается статическая неслучайность, неслучайное и динамическое.

Можно ли «освободиться» от статичности неслучайного и этим внести свободу в слое динамики оснований? Можно. Так же как решение задач имеет неслучайную основу в абстрактных «формулах», но может быть переопределение задач и проблематизация. Однако и здесь переопределение может быть стихийным, сближающимся с докультурным неопределенным и случайным самовыражением, и неслучайным, имеющим более фундаментальные основания.

При повышении уровня неслучайности, качества профессионализма сама процедура постановки проблем перестает опираться на зыбкую почву индивидуального

опыта и самовыражения и обретает надежную помощь и опору в виде фундаментальных оснований, представлений по теме, философско-онтологические или хотя бы прочные научно-предметные основания. От их имени идет реагирование на поставленные вопросы и сама постановка вопросов. Именно этот тип самоорганизации является преддверьем духовного поведения (см. также: Анисимов 200а, 2004 г).

Высшие основания, если они выражены в строгом языке, касаются по своему содержанию первопричин и способов существования как универсума, так и единиц в универсуме. Если в религии акцентируется непознаваемость первопричин, что открывает перспективу непосредственного и доверительного отношения с носителем первопричин или его представителем, то в философии, онтологическом мышлении предполагается та или иная версия первопричинного мышления.

В своей системе Гегель подробно и с огромным внутренним самообоснованием говорит о сути бытия, первопричинах. Остается придать этим содержаниям инструментально-технологический статус и форму для сознательного слежения и размышлений.

При наличии высших оснований свобода заключена не в самой подчиненности мысли пользующегося основаниями и сопротивляющегося произволу мысли в достижении мыслительных или практических целей, а в идентификации с содержаниями первоосновнаий. Идентификация различным образом проявляться в зависимости от «запроса», выбирать одну из возможностей проявления основания в основанном. Свобода является лишь моментом самопроявления высших оснований («абсолютного духа» по Гегелю).

Дополняющим моментом предстает необходимость, так как выбираемый вариант связан с действием механизма сопоставления абстрактного основания с конкретным побудителем. В соотнесении выявляется именно тот необходимый вариант, который соответствует запросу.

Первооснование свое «в-себе» бытие конкретизирует в бытие «для-иного», но такое, которое не противоречит бытию «в-себе» и гармонизировано с ним.

В результате проявление первооснования становится бытием «в-себе» и «для-себя», совершенно неслучайным.

Обретение подобного мышления с использованием высших оснований и реализация результатов мышления в действиях как раз и означает создание действий в соответствии с высшими основаниями в реальных условиях, а «волевые» стороны действий, самоорганизации в таких действиях предстают как подлинно волевые.

Между первичными проявлениями предпосылок волевых механизмов в жизнедеятельности и социодинамических отношениях, когда акцентировка в реагировании на мешающие факторы в действиях, разрушающее и корректирующее эти факторы воздействие на них и собственно волевыми проявлениями различие и состоит в том, что нормы выступают как основания реагирования, но с переноса с корректирования мешающих факторов на корректирование самого носителя субъективности для обеспечения внешнего эффекта.

Если норма лежит в основе и отношения к мешающим факторам и отношения к самому носителю субъективности, самоотношения, в связи с отношением к мешающим факторам, то можно говорить только о воле, а не о свободе воли. Само по себе самоопределение в пользу следования норме, моментом «свободы» относится не к воле, а к предпосылке нормосоответствия и возможности волевой самоорганизации.