О времени, о душе и всяческой суете
Шрифт:
Со временем они смирились. Они его создали. Теперь он стал собой. Создатели уже давно не могли управлять им. Им осталось лишь получать данные из разговоров с ним или даже просто из его присутствия. Сумасшедший, дикий, примитивный, безумный?
Уникальный.
Он предлагал – по-прежнему, как ни удивительно, – отчеты, которые другие могли изучить и преобразовать в понятную, а значит, увлекательную информацию.
Прошло уже немало времени в процессе психической эволюции человечества с тех пор, как у них было то, что их предки назвали бы новостями…
Таким
По мере того как путешествия утратили ореол чуда – в конце концов, это были просто события, происходящие за пределами Земли, но в этой вселенной, в этой галактике, в этой планетарной системе (которая с каждым исследованием все уменьшалась), – он научился описывать полученный опыт проще и яснее.
На Уране его сожрало какое-то существо длиной в пятьдесят тысяч миль, и он выжил. Это лишь одно из миллиона других воспоминаний.
Естественно.
На Нептуне подобие вулкана извергало ярд ледяной лавы в год, а местная флора эволюционно адаптировалась к этой угрозе и у него на глазах научилась убегать вдвое быстрее. И снова лишь малая часть данных, которые сложнее выразить словами.
Что до Юпитера, нечто приветствовало его там и выдало настолько чудовищную ложь, что он вернулся домой с убеждением, что на какой-то иной оси восприятия это, вероятно, правда. Но он не сразу начал настаивать на возвращении. Он предпочел отложить вторую встречу с этим… нечто на потом.
Ну, а Сатурн… Это он особенно ценил – не только за плавучие горы метана, радуги из аммиака и гейзеры, даже не за кольца, но за то, что тамошние существа были необычайно вкусными и очень этим гордились. Им льстило, что впервые кто-то за пределами планеты мог оценить их вкус. Они даже не подозревали о том, что существует что-то за пределами их мира. Их сознание взорвалось, словно скорлупа яйца вокруг птенца (хотя они не были ни птенцами, ни скорлупками, а чем-то совершенно иным, и не будь он бессмертен, то пострадал бы гораздо сильнее, пробуя их и оценивая их вкус), #из-за чего возникло несколько триллионов потенциальных уточнений к любому утверждению, которое он мог бы передать на Землю, а бороться с #, разумеется, бесполезно. ОДНАКО Ж они отправились на поиски других потребителей. Они торопились. К концу его пребывания на Сатурне никого не осталось, но не стоило жалеть об исчезновении их вида, потому что они намекнули, что #как он это понял, он не знал, но он #понял# и… и к черту все это# отправились искать звезды знают кого в надежде-и-убеждении, что они тоже смогут хорошо нас съесть.
На Земле никому этот доклад не понравился. Он все затмил. Столкнувшись с подобным впервые, они все правильно поняли, но как же глупо использовали полученные знания!
– Но в каком смысле они были вкусные? – допытывалась практичная Орлали, которая со временем все больше ему нравилась.
– В том смысле, который от них не зависел, –
– Поскольку ты – результат нашего коллективного восприятия, – задумчиво заметила Генуя, – мы рассчитывали, что ты сообщишь нам то, что мы способны понять.
– И потому что, – скривившись, предположил Лодовико, – я родом из менее развитой эпохи, вы способны понять все мое сознание.
– Возможно, – сказал Хорад, – нам было бы проще с сознанием, рожденным в нашем времени.
– Но вы бы не смогли его добыть, – сказал Лодовико. – Вы не сумели бы воссоздать столь сложную и современную сущность, как ваши собственные. Я нахожусь на нижней ступени того, что вы можете выделить из себя и чему можете придать внешний облик. Следовательно, не вините меня в моих недостатках – они также и ваши.
Они не стали спорить с этим утверждением, поэтому он добавил:
– Мне повезло. Поскольку я в каком-то смысле прибыл в эту эпоху из куда более примитивной, я был заранее убежден, что в этом мире многое я не в состоянии понять. Пожалуйста, перестаньте думать, что раз вам удалось воссоздать меня, вы способны на все.
– Справедливо ли утверждать… – задумчивым, неторопливым тоном произнес Хорад, – что, несмотря на все ужасы и мучения, которые ты терпишь, тебя успокаивает невозможность полностью понять даже наш крохотный кусочек вселенной в течение одной стандартной жизни?
– Нет! – с нажимом ответил Лодовико.
Все трое выглядели изумленными.
– Тогда в чем дело?
– В прошлой жизни я примирился с мыслью, что, как ни один наблюдатель не может знать одновременно скорость и положение частицы, так ни одному сознанию не дано понять вселенную, в рамках которой оно существует. Этот факт – один из тех, что за тысячи лет не изменился. Однако я не мог оценить, насколько важнее сознавать, нежели понимать. Даже скудного воображения достаточно, чтобы представить себе процессы, запрещенные законами природы. Следовательно, любое сознание автоматически превосходит вселенную.
– Ты уверился в этом за столь короткий промежуток времени? – выдохнул Хорад.
– Вы дали мне понять, – хитро заметил Лодовик, – что вам нет дело до того, краток промежуток времени или же долог. – И добавил: – Могу я теперь продолжать исследования? Или вам больше не нужны мои доклады?
– Разумеется, нужны, – сказала Орлали. – Мы приветствуем их. Они уникальны и всегда будут таковыми.
– То есть вы не надеетесь когда-нибудь отправиться туда, где бываю я?
На этот вопрос ответила Генуя:
– Разве перед нами не долгое будущее?
В поясе астероидов происходило много событий, но почти все одного и того же типа: столкновения. Наблюдая за ними, он располагал достаточным временем, чтобы обдумать смысл умозаключения, которое выдал Хораду. Это лишь вопрос вероятности; однако, учитывая, что этот жалкий клочок космоса типичен если не для всей вселенной, то для большей ее части, а также что он уже несколько раз встречал обладающих сознанием существ – более того, существ, способных узнать в нем самосознающее создание еще до того, как он сам их узнал, – подобные данные убедили его, что сознание – суть вселенной.