Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Галан Ярослав Александрович

Едва прозвучал последний выстрел, как бандит стремглав бросился к двери. Однако дверь в доме открывалась и закрыва­лась автоматически. Напрасно убийца искал на стене спаситель­ную кнопку, напрасно бегал, бледный и перепуганный, от окна к окну; решетка, которой он раньше не заметил, преграждала ему путь к бегству. Преступник, минуту тому назад со спокойным сердцем убивший ни в чем, не повинного человека, теперь обезу­мел от страха... Холодный пот выступил у него на лбу: обессилен­ный, он забился в самый темный угол.

Это был Лемик, один из членов так называемой «Организации украинских националистов», руководимой формально полковни­ком Коновальцем, а фактически — разведывательным отделом немецкого

генерального штаба. Лемик был только орудием. Вдох­новители подлого убийства преспокойно сидели в Берлине и «ря­дились» с адъютантами Тренера и Гиммлера, а в свободное время фабриковали «идеологию» для своих темных дел, для грязных махинаций, перед которыми бледнеют подвиги «генерала Бо» — сверхпровокатора русской контрреволюции Азефа. Но Азефу не нужна была идеологическая надстройка, — его вполне удовлет­ворял звон золотых монет в кармане. Амбиция сверхпровокато­ров из клики Коновальца шла значительно дальше. Выброшен­ные со сцены истории, они пытались попасть хотя бы на ее эстра­ду. Одетые в желтоблакитные мантии, они упрямо карабкались на нее, грозно потрясая щербатым трезубцем. Слова «Украина» и «украинский» не сходили при этом с языка этих самозваных жрецов «сверхпатриотизма».

«Сладко умирать за родину...» — шептали они на ухо своим лемикам, посылая их на «мокрое дело». Но когда перед глазами лемиков вставала смерть, то в большинстве случаев «националис­тическая надстройка» вмиг выветривалась из их сознания, ни­сколько не затрагивая их сердец.

И тогда кандидаты в желтоблакитные мученики сбрасывали с себя терновые венки и, наплакавшись вдоволь на груди поли­цейского, услужливо надевали шапку-невидимку агента-про­вокатора на службе львовской или варшавской «дефензивы».

«Родина» лемиков оказывалась мифом, и при столкновении с суровой действительностью этот миф рассеивался, словно отрав­ляющий газ от сильного порыва ветра.

В ТЕНИ ПРУССКОГО ОРЛА

Родословная лемиков начинается с того времени, когда Ко- новалец, которого ныне нет в живых, носил еще на воротнике звезду австрийского лейтенанта. В начале первой империалис­тической войны Берлин стал Меккой, куда съезжались, словно ведьмы на Лысую гору, политические коммивояжеры желтобла- китной породы.

Конъюнктура для них была тогда благоприятна. Украина с ее богатствами всегда играла большую роль в империалистических планах Германии. Наспех организованный немецким генштабом так называемый «Союз освобождения Украины» должен был под­готовить «кадры» для будущего марионеточного «правитель­ства». А пока что одни кандидаты в министры с благословения кайзера организовывали шпионаж и диверсии в тылу царской ар­мии, другие переводили на украинский язык немецкие пропа­гандистские листовки, а потом совали их в руки пленным укра­инцам.

Наиболее энергичные среди них образовывали так называе­мые «стрелецкие сечевые части», задачей которых быйо вплетать новые лавры в сомнительный венок «славы» австро-венгерской армии и помогать Вене осуществить ее давнюю мечту: посадить на украинский престол одного из габсбургских эрцгерцогов.

Понятно, что вся эта политика не могла найти отклика среди широких украинских масс, несмотря на то, что желтоблакитные агенты центральных держав [18] охотно пользовались в своей работе антицарскими лозунгами. Полтавского крестьянина так же трудно было одурачить, как и харьковского рабочего — и тот и другой прекрасно знали, что кандалы немецкого производства нисколько не легче царских наручников. Наоборот, знакомство с немецкими помещиками и фабрикантами на Украине научило их, что в деле эксплуатации и угнетения пруссаки были и оста­нутся непревзойденными мастерами.

18

Речь

идет о Германии и Австро-Венгрии.

В 1917 году желтоблакитным агентам немецкого империа­лизма — Зализняку и Назаруку — казалось, что настало их время. В Берлине внимательно читали их отчеты о выступлении Михновского на армейском съезде в Киеве. Читали и строили свои планы.

Эти планы встали перед миром во всей наготе на Брестской мирной конференции. С легкой руки генерала Гофмана за столом этой конференции оказались и украинские севрюки. Выпущен­ные из берлинской клетки желтоблакитные попугаи послушно по­вторяли то, чему их учили долгие годы немецкие хозяева, и услуж­ливо кивали, слыша требования немецкой делегации, предъяв­ленные Советскому правительству. Когда же немецкий генераль­ский кулак стукнул по столу и советским делегатам был предъяв­лен ультиматум в отношении Украины и перед украинским наро­дом во весь рост встала опасность австро-германской оккупа­ции,— националистические статисты на радостях запели Виль­гельму. Наконец, как им казалось, настало их время, а с ним и воз­можность сменить лакейскую ливрею на министерский фрак.

Но жестокая судьба и на сей раз разочаровала лакеев, лиш­ний раз показав им, что значительно легче надеть ливрею, неже­ли сбросить ее. В то время как украинский народ делами своих воинов начинал новую книгу своей славы, когда вся Украина поднялась на борьбу с немецкими оккупантами, подражатели Мазепы из Центральной Рады не осмеливались выйти на улицу из приемных немецких столоначальников. Огни восстаний, вспы­хивавших то в одном, то в другом конце нашей страны, тревожили и волновали испытанных в боях прусских генералов, а киевских «министров» приводили в ужас. Люди без родины теперь почув­ствовали, что значит ненависть великого народа, ненависть, которую нельзя было погасить никакими репрессивными ме­рами, потому что каждая пуля, выпущенная оккупантом или его гайдуком в опереточном жупане, была только лишней искрой, приближавшей минуту взрыва великого всенародного восстания.

Когда на смену политиканам из Центральной Рады пришел новый немецкий фаворит — Павел Скоропадский, положение от этого нисколько не изменилось. Украина клокотала, Украина хотела жить по-своему. Она с одинаковым ожесточением уничто­жала карательные экспедиции генерала Эйхгорна и синежупан- ников Скоропадского.

Всю силу народного ожесточения почувствовал Скоропад­ский осенью 1918 года, когда ему пришлось бежать в немецком санитарном поезде, бежать по тем же дорогам, по которым вско­ре после этого улепетывали и его наследники из петлюровской школы.

Напрасно желтоблакитники пытались потом вырвать из исто­рии эти черные, позорные для них страницы, напрасно национа­листические фальсификаторы слагали потом за границей легенды про свои «Фермопилы» под станцией Круты — ничто не изменит факта, что в те грозные годы их влияние никогда не выходило за круг, очерченный штыком интервента.

ВАРШАВСКИЕ МЕЛОДИИ

Еще одну попытку сесть на шею украинскому народу они пред­приняли в 1919 году. На этот раз вследствие временного бесси­лия берлинского протектора они заключили союз с Пилсудским, который тогда как раз готовил свой поход на Киев. Симон Пет- люра, тот самый Петлюра, который зимой того же года патети­чески заявил, что его спор с поляками о Западной Украине мож­но решить только мечом, через несколько месяцев после того не только спрятал этот меч в ножны, не только поспешно признал претензии Пилсудского на Западную Украину, но и тайным до­говором отдал ему всю территорию по правому берегу Днепра, оставляя за собой лишь скромное право руководить Левобереж­ной Украиной, да еще и под строгим контролем Варшавы...