Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Галан Ярослав Александрович

Удочка была заброшена в благоприятное время, когда рыбке нечего было есть. И неудивительно, что рыбка попалась. Как гри­бы после дождя, начали расти так называемые польские карауль­ные роты, роты с солдатами в польской форме и польскими орла­ми на конфедератках. Командные должности, как и следовало ожидать, заняли андерсовские комбинаторы в воинственно за­ломленных беретах.

Правда, задание, поставленное перед этими ротами их хозя­евами, оказалось довольно скромным, если не унизительным: они несут караульную и всякую службу там, где американцы не хотят ее нести. Короче говоря: американское издание французского иностранного легиона. Не приходится в данном случае задавать­ся вопросом, насколько такая политика соответствует нормам и обычаям международного

права и насколько она допустима в от­ношении польского правительства, с которым Вашингтон, как из­вестно, поддерживает нормальные дипломатические отношения.

Нас в данном случае интересует кое-что другое: пыл, с кото­рым андерсовцы принялись за организацию этих и им подобных польских батальонов, пополненных еще вдобавок... польской по­лицией.

О том, что этот пыл был искренен и что андерсовцы солидно поработали на этой ниве, свидетельствует моральное лицо упомя­нутых частей. Люди, отрекающиеся от своего отечества, отрека­ются тем самым и от своей совести. Ландскнехта отделяет всего один шаг от разбойника; эту границу польские ландскнехты в Баварии перешагнули уже в первые дни своей службы. В газетах больших и малых городов все чаще начали появляться сигналы тревоги: бандитизм рос со скоростью лавины.

«Техника» набегов была всегда одинакова. Ночью перед до­мом останавливалась машина с вооруженными солдатами поль­ских «караульных рот», жильцы дома загонялись в подвал, их квартиры основательно «очищались», и через полчаса машина на полной скорости исчезала в ночной тьме. Со временем к бандитам польского происхождения присоединились бандиты из СС и «Гитлерюгенда».

Такова сугубо криминальная сторона этого дела. Но андерсовская медаль имеет и другую, криминально-политическую сто­рону. Если от ландскнехта до разбойника только один шаг, то от разбойника до фашиста нет и полушага. Подчиненные Бур-Комаровского и Андерса делают все возможное, чтобы превратить обманутых и опутанных ими поляков в штурмо­виков пятой колонны. Достаточно просмотреть хотя бы один толь­ко номер издаваемой в баварском местечке Лянгвассер газеты «Писмо жолнежа». Каждая статья, каждая информация этой газеты дышит зоологической ненавистью к Советскому Союзу и к Польской демократической республике. Когда читаешь ее, вспо­минаются времена наиболее свирепой польской реакции, времена пилсудских и костеков-бернацких, времена Березы Картузской и брестских погромов. И все это ни в коей мере не мешает редакто­рам помещать на первой странице каждого номера заявление о том, что «Писмо жолнежа» издается для польских и... союзных, то есть американских и английских, войск!..

Таково же морально-политическое лицо и издаваемого поль­скими усташами иллюстрированного журнала «Слово польске». Его редакция помещается во Фреймане близ Мюнхена, в помеще­нии американской комендатуры «Дисплейсед персонс».

Недавно я вспоминал в корреспонденции об идиллических от­ношениях между здешними украинскими и польскими нацистами.

Такая же обоюдная любовь связывает сегодня усташей Бур-Комаровского с последователями гитлеровского агента Сметоны и его воспитанника Климатиса, а литовская фашистская газета «Мусу вилтис» переполнена комплиментами по адресу польских сподвижников. Согласие в этом разбойничьем семействе безу­словно облегчает тот факт, что и одни, и другие, и третьи живут здесь на тех же щедрых хлебах, на тех самых хлебах, которых ни­как не могут дождаться голодающие дети Франции.

Люди говорят: хорошо все то, что хорошо кончается. Но эта история не может хорошо кончиться. Фашистская чума будет угрожать человечеству так долго, как долго не будут ликвидиро­ваны очаги фашизма — все до последнего. Пока это не произой­дет, бациллы фашистской чумы будут размножаться в геометри­ческой прогрессии. Не случайно именно в американской зоне не­сколько дней тому назад мы были свидетелями первой со дня раз­грома «третьего райха» демонстрации немецких нацистов.

В данном случае демонстрация состоялась в церкви универси­тетского города Эрлянген, завтра она сможет повториться в Мюнхене, а послезавтра ободренные безнаказанностью

гитлеров­ские демонстранты начнут стрелять из-за угла.

Советский народ дорогой, очень дорогой ценой завоевал побе­ду над фашизмом. Есть и в Америке матери, которые оплакивают своих сыновей, павших в борьбе с нацистской ордой. Эти солдаты знали, за что они отдают свою молодую жизнь, однако они не знали, что придет после победы день, когда некоторые их началь­ники будут вскармливать и вооружать последних могикан про­клятого фашизма.

Нет, этого ничем, ничем оправдать нельзя, даже аргументами такого практического характера, как недостаточное количество войск для гарнизонов в... Японии. Где бы ни существовали фа­шистские банды, где бы они ни действовали — под Мюнхеном или под Нагасаки, они остаются фашистскими бандами.

Лучший и единственный способ предотвратить пожар — во­время обезвредить его поджигателей. И больших и малых. Ма­ленькая спичка опасна не менее факела. Огнем играть нельзя, нельзя даже взрослым джентльменам...

1945

О ЧЕМ НЕЛЬЗЯ ЗАБЫВАТЬ

Город Москва празднует восьмисотлетие. Это, наверно, един­ственный город, к которому никто не относится равнодушно. Тридцать лет назад человечество раскололось на два лагеря: на тех, кто любит Москву, и тех, кто ее ненавидит. Нейтральных нет: линия раздела проходит через каждый континент, она затрагива­ет каждое человеческое сердце.

Иначе не может быть. Любить Москву — это значит любить человечество, верить в него, верить в его завтрашний день, и ради этого дня работать, бороться, а если надо — и погибнуть в бою. Ненавидеть Москву — значит быть врагом человечества, врагом его наилучших стремлений, врагом грядущих поколений.

Те, кто ненавидит, противопоставили Москве «Запад». Нико­гда еще, даже в годы Клемансо, Остина Чемберлена и Гувера, не было пролито столько чернил во славу Запада, его культуры, сколько проливают их сегодня привычные писари вершителей су­деб Альбиона и «Нового света». Фактам эти эпигоны Геббельса и Розенберга провозгласили беспощадную войну. Если факты на стороне Москвы, тем хуже для фактов: их с успехом заменит ложь.

Эта ложь уже имеет за собой богатую историю. Немалое мес­то в этой истории занимает также ее украинский раздел.

Началось с Михаила Грушевского, по профессии — историка, по духу — врага истории. В его руках благородная муза Клио превратилась в ничто и была вынуждена служить грязным богам со Шпрее и Дуная. Легкомысленность, с которой Грушевский относился к историческим документам, могла удивить только наивных. Эти наивные не знали, что для Грушевского все сред­ства были хороши, если они вели к цели. А цель у Грушевского была одна: оторвать Украину от Москвы, присоединить ее к Бер­лину, присоединить в переносном, а если надо будет, то и в бук­вальном понимании этого слова.

Ради этой цели делалось все, что только можно было делать. Прежде всего Грушевский меняет свое местопребывание: климат австрийского Львова больше содействовал его творческим пла­нам. В ста шагах от резиденции цесарско-королевского намест­ника Грушевский садится за работу, и вот из-под его пера выхо­дят все новые и новые листы «Истории Украины», в которой чем дальше, тем меньше истории, и все больше фальсификации. Общее происхождение украинского, русского и белорусского народов? Оно для Грушевского не существует. Еще при Владимире Вели­ком была Украина самостийной, ни от кого не зависимой, и баста. Читая повествование этого темпераментного историка о древних временах, удивляешься, почему при Ярославе Мудром не было «Просв i т» и почему летописец Нестор не ездил также за вдох­новением в Виндобону... Русские? Тут уже историк превращается в демонолога. Москва у Грушевского — это демоническая сила финских болот, которая появляется на сцене только тогда, когда Украине надо причинить какую-нибудь очередную обиду. Гру­шевского нисколько не беспокоит то, что факты говорят иное; его нисколько не смущает то, что иначе, совсем иначе думали о Москве наши предки — трудовой люд Украины.