Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Галан Ярослав Александрович

Лука. Это она и есть — испепеляющая, все истребляющая, как градовая туча. (Привлекая Варвару к себе.) Я вынашивал ее в сердце долгие годы, но ты не хотела этого видеть. Потом ты вышла замуж, а я остался наедине со своим отчаянием. Оно погнало меня по свету, когда пришли немцы, но и там...

Варвара (освобождаясь от объятий, перебивает). Я не знаю, что было там у тебя. Я знаю, что мой муж стал бороться с ними не от отчаяния, а от любви к своему народу, и из-за нее он сложил голову.

Лука. Варвара!.. Хочешь — возьми мою жизнь. Она... твоя...

Варвара. Ты не понимаешь меня, милый...

Доносится далекий глухой звериный рев.

(Инстинктивно прижимаясь к Луке.) Это что?

Лука. Голос джунглей... Из Стрыя ехал передвижной зве­ринец и застрял у нас на несколько дней. Мост на дороге ливнем размыло. А вернуться обратно горючего у них не хватает.

Варвара. И будут ждать окончания ремонта?

Лука. Да, он на исходе: еще настил — и все.

Варвара. А Негрич не может им дать бензина взаймы из колхозных фондов?

Лука. Ты наивна, Варвара. Сейчас же весенняя посевная. Каждая капля бензина у них на учете. Директор зверинца про­бовал и получил отказ.

Варвара. Но мне показалось, что заревело не в селе, а в лесу, за Русским полем.

Лука. Это было только эхо, Варвара.

Варвара. Тяжелый будет сегодня день для дядьки Штефана: колхоз сев начинает на Русском поле.

Лука. Дед Штефан целехонькую ночь просидел на ступень­ках. Самое печальное то, что он окончательно теряет веру...

Варвара. Веру? Во что?

Лука. В жизнь и в то, что...

Со двора вбегает запыхавшаяся Параска, четырнадцатилетняя девочка. Ее каштановые, коротко подстриженные волосы резко контра­стируют с бледным лицом. В быстрых, угловатых движениях есть что-то детское. Говорит большей частью скороговоркой и часто обрывает фразу на полуслове. Она одета в опрятную рубашку с воротником и красной завязочкой, кафтанчик-безрукавку и синюю в сборках юбку ниже колен. На ногах у нее — постолы с пряжками и короткие чулки из грубой темно- коричневой овечьей шерсти. На правой руке она все время носит черную кожаную рукавичку. Увидев Варвару в объятиях Лук и , Параска останавливается.

Параска (устремив глаза в землю.) Мама...

Варвара выскальзывает из объятий Луки.

Я привела коня. Отец Юлиан просит извинить за опоздание: он ездил исповедовать больного.

Варвара. Спасибо, Параска. Иди скажи священнику, что бабушка снова просила его зайти.

Параска. Иду, мама. (Не поднимая головы, уходит.)

Варвара. Лука, не сегодня-завтра должен вернуться молодой Негрич. Имей в виду, это уже не тот Семен, каким ты его помнишь. Его ранили в дни штурма Берлина, да и служба на Дальнем Востоке была нелегкой. Я помню, как вы враждовали до войны. Прошу тебя, не давай воли нервам.

Лука. Будь спокойна. Я умею скрывать даже ненависть.

Варвара. Ненависть? Это слишком сильно сказано. Ты должен заглушить неприязнь к нему, Лука. Пока ты скитался по Баварии, миллионы таких,

как Семен, добивали фашистов. И если бы не они, ты не смог бы вернуться домой. Ну, мне пора.

Лука. Варвара! (Схватив ее за руку.) Ты опять хочешь проведать этого больного школяра на хуторе?.. (Подчеркнуто.) Сегодня не надо ехать, прошу тебя!

Варвара. Почему?.. И почему именно сегодня?..

Лука. Мне так хотелось побыть с тобой...

Варвара. Я же через полчаса вернусь.

Лука. Останься, Варвара...

Варвара (выдернув руку). Опять загадка? Я не люблю загадок, Лука. (Поспешно уходит.)

Лука. Варвара, умоляю, подожди. (Метнулся было за ней, но на пороге задержался.)

Слышен затихающий цокот конских копыт. Вдали снова раздается зве­ риный рев. Лука нервным движением руки приглаживает волосы, потом быстро подходит к фисгармонии и громко играет. На печи что-то заше­велилось, и из-под вереты выглянула взъерошенная голова бабы Оле ны. Лука резко обрывает игру.

Баба Олена. Подай мне воды, Лука!

Лука (не торопясь, подавая бабе Олене кружку воды). Пейте, бабка, на здоровье.

Баба Олена. Что говоришь, хлопче?

Лука (громко). Пейте на здоровье, говорю.

Баба Олена. На здоровье, говоришь? А какое здоровье бывает на том свете, не скажешь? О моем здоровье болтает, а сам уже наигрывает мне на органчике поминальную... А еще внук, о господи, господи...

Лука. Отстань, бабка.

Баба Олена. Ась?

Лука. Я говорю — не приставай. (Берет с этажерки книжку и рассеянно ее перелистывает.)

Баба Олена. Леший тебя знает, что бормочешь себе под нос. Горько мне, глухой и немощной. Когда уже бог смило­стивится и заберет меня к себе?.. Да еще приходится на старости чужие углы вытирать.

Лука швырнул книжку и быстро зашагал по хате.

Ох, Штефан, нет на тебя кары! Мало тебе было, ненасытному, дедовской земли, так еще на соседскую польстился, с Негричами и с целым селом на ножи пошел. За земельку мою, говорит, уби­ваюсь. А какая тебе, спрашиваю, земелька еще надобна? Два аршина! Добрые люди не откажут, еще камень на могилу по­ложат, чтобы не встал ты больше. Боком тебе вылезет на том свете людская и моя кривда, аспид. А земелька и без тебя будет родить. Люди посеют, люди и пожнут.

Лука (остановившись, кричит). Довольно!

Баба Олена (крестится). Свят, свят, свят... Ага!.. Вот оно! Вот оно! Заиграла в тебе кровь Петричей. О господи, господи...

Лука, держа руки в карманах, постепенно приближается к печи.

(Испуганно.) Свят, свят, свят. Сгинь, сатана! Петрич! Вылитый Петрич! Не подходи ко мне. Прочь!!!

Лука останавливается. Его взгляд падает на ведро. Он набирает в чашку воды и протягивает ее бабе Олене.

Ох, не хочу. Не хочу. Иди себе прочь. Я боюсь твоей воды, я боюсь тебя, внук Петрича. (Прячет голову под верету.)