Обаятельный гарем желает познакомиться
Шрифт:
– Как ты сможешь меня найти, если я буду выглядеть иначе и не буду помнить себя? – Я решила, что думать о безумности всего происходящего буду потом. А сейчас стоит разбираться по существу. Может, конечно, у меня галлюцинации от обезболивающих, какой-нибудь индивидуальный побочный эффект. Но если это так, то ведь неважно, что я делаю в мире своего бреда.
А если все это – реальность, то стоит все выяснить досконально.
– О… ну, у меня в этом уже богатый опыт. В нашем штате есть даже детектив для розыска попаданцев-пропаданцев. И, кстати, если тебе понадобятся на новом месте услуги юриста –
Я только криво усмехнулась. Паршивее, чем сейчас? Вряд ли!
– И еще что важно. Ты не займешь ничье место! Это будешь именно ты. Твое другое тело, твоя другая жизнь. После того, как я тебя найду, у тебя будут воспоминания обеих твоих личностей. Но со своим нынешним опытом ты сможешь изменить ту свою жизнь к лучшему – принять правильное решение, повлиять на что-то. При этом ты сохранишь связь с нашим миром, сможешь видеться со мной или с кем-то еще, кому готова довериться, или передавать весточки родным.
– А если – ну вдруг! – мне там не понравится еще больше, чем здесь?
– Ты можешь вернуться. Только здесь ты снова станешь собой нынешней, вернешься в свое умирающее тело. Умрешь в свой срок, заново родишься, возможно, в той самой жизни, которая тебе так не понравилась, только без своей нынешней памяти, и проживешь ее… ну, как получится, так и проживешь.
Я прикрыла глаза. А, в конце концов, что мне терять?
– Ясно. Я готова. Что я должна делать?
*
– Знаешь, Лар, я как-то иначе представляла себе путешествие мечты!
Я смотрела на крестницу, и мысли в голове сталкивались друг с другом. Гарем, надо же! Такое мне и в голову не пришло, когда я думала о жизни в другом мире.
Мне! С семнадцати лет жившей самостоятельно, всегда гордившейся своей независимостью! Да, в конце концов, просто женщине из двадцать первого века – в гарем?!
– Ну, – Лариса философски пожала плечами. – Во всяком случае, сейчас ты молода и здорова.
Схватившись за голову, я плюхнулась на ближайший пуф. Чего-чего, а пуфов, кушеток и оттоманок со множеством подушек здесь было хоть отбавляй.
Лариса, недолго думая, прилегла полубоком на одну из оттоманок.
– Как ты меня нашла? – почему-то именно этот вопрос пришел в голову первым.
Крестница пожала плечами.
– Это было не так уж сложно. Дверь в мир открылась неподалеку от твоего дома. Матвей сразу пошел искать в окрестностях бордели… что?! Мы искали девицу в беде. Нужно было выяснить, не появлялись ли там недавно новенькие. Вполне вероятный “критический момент”. А я пошла расспрашивать о новых наложницах в богатых домах поблизости. И в третью очередь мы стали расспрашивать о девушках, которых совсем скоро отдадут замуж – тоже очень возможный сценарий. А окончательно я убедилась, что ты – это ты, – тут она лукаво улыбнулась, – когда ты взвилась, услышав свое полное имя.
Хм… в самом деле. Мать наградила меня именем Анжелика, и
Проблемы? Ха! Вот перспектива стать чьей-то там младшей женой – это, пожалуй, проблема.
Хотя…
Я посмотрела на свои руки. Гладкая, чистая молодая кожа. Не иссушенная до прозрачности. Тонкие изящные запястья – но не худые от болезни.
Прислушалась к своему телу. Как же давно я не ощущала этой звонкой энергии, когда все тело поет, готовое двигаться и жить! Как давно я забыла, как прекрасна жизнь, когда – просто ничего не болит…
Я встала и подошла к одному из зеркал – их здесь тоже было предостаточно – чтобы придирчиво себя рассмотреть. На мне была просторная хламида в пол, какие носят внутри родного гарема девушки на выданье. Впрочем, я прекрасно помнила свое – в этой жизни – юное тело.
Лицо сердечком, большие темные глаза, опушенные длиннющими густыми черными ресницами. Четко очерченные брови вразлет, с заломом у самого кончика. Яркие алые губы, не нуждающиеся в помаде.
И волосы! Густые смоляные волосы ниже талии, сейчас – заплетенные в свободную сложную косу.
Я зачарованно подняла руку, чтобы прикоснуться к своим волосам.
…Наверное, тогда, когда увидела клочья собственных волос в руке после очередной “химии”, я осознала свою болезнь окончательно. Носить парики не хотелось. Некоторые мои знакомые по отделению гордо ходили с лысыми головами, не обращая внимания на чужие взгляды. Другие наоборот – будто питались чужой жалостью и сочувствием. А одна носила яркие разноцветные парики. Я так не смогла. Появлялась на улице только в шляпках или сложно завязанных тюрбанах на голове.
Дернула себя за выбившуюся из косы смоляную прядь. Мои волосы! Мои!
Да уж, внешность мне здесь досталась яркая. Женихи, небось, в восторге будут…
Да и плевать на них!
– Расскажи-ка мне еще раз, – не отрывая взгляда от отражения, попросила я. – Что будет, если я здесь останусь, и если я уйду.
– Если останешься – все просто: ты можешь попытаться изменить свою нынешнюю судьбу – как Нилы. Раз ты сюда попала, значит, ты можешь это сделать. Если уйдешь… с тобой все будет как было, если бы ты сюда и не приходила.
– А с Нилой? У нее останутся мои воспоминания?
– Останутся. Но… Вот скажи – сейчас ты ощущаешь себя скорее Ликой, чем Нилой, хотя помнишь обе жизни, верно?
Я пожала плечами.
– Конечно. Это ведь естественно. Я элементарно прожила дольше. Переживания семнадцатилетней девочки могу уже воспринимать со стороны и не отвлекаться на них.
– Вооот. А если ты уйдешь, она будет все помнить, но – именно как прошлую жизнь. Где-то далеко. А сама она – все та же юная Нила. Ее личность сформировалась в местных реалиях. Она считает гаремы нормой и даже не представляет, как можно пойти, например, против воли отца. Все твои знания у нее останутся, но не факт, что ей хватит решимости или душевных сил для каких-то серьезных действий.