Обед у людоеда
Шрифт:
– Вошли в квартиру в одиннадцать пятнадцать, а уходили в полдень. Сорок пять минут любовались на покойника? И потом, занавеска в ванной была задернута. Вы что, сначала отодвинули ее, потом узрели труп хозяина, аккуратно задернули и ушли?
– Ну и что? Вы, между прочим, сами так и сделали.
– Я не потеряла сознание от страха, а господин Корчагин шлепнулся в обморок, лишь мы добрались до ванной.
– Не отодвигал я занавеску, – пояснил художник, – я ее только чуть-чуть приоткрыл. Думал, Кит моется, а входную дверь забыл закрыть.
– Что же вы не позвали его?
– Позвал, только
Да, похоже, я имею дело с клиническим идиотом, только пусть он не думает, что у всех вокруг одинаковые с ним умственные способности.
– Я думаю, не так дело было!
– А как?
– Вы вошли в квартиру Малышева с преступной целью, имея при себе пистолет. Зная о привычке хозяина сразу после пробуждения в одиннадцать утра принимать ванну, вы специально явились в четверть двенадцатого. Аккуратно открыли дверь, прокрались в ванную комнату, вынули револьвер…
– Идиотизм! – завопил Андрей. – Дурь несусветная, ну зачем мне убивать Никиту? Зачем?
– А вот это выяснят надлежащие органы, заводите мотор, поехали!
Неожиданно он покорно повернул ключ и спросил:
– Куда?
– Петровка, 38.
«Мерседес» послушно тронулся, я слегка приуныла. Думала, парень перепугается и расскажет, где дневник, а он едет в уголовный розыск. Но тут художник затормозил с такой силой, что я пребольно ударилась о переднюю панель. Ага, до него дошло наконец, что сам себя в следственный изолятор везет.
– Какая Петровка? – зашипел Андрей. – Да вы что, не виноват я ни в чем, это просто совпадение…
– Докажите.
Если бы живописец был в менее взвинченном состоянии, он, наверное, вытолкал бы наглого «частного детектива» на улицу. Но у Корчагина явно сдали нервы.
– Хорошо, – пробормотал он, – смотрите!
Из внутреннего кармана Андрей достал небольшую коробочку и высыпал мне на колени ее содержимое. В шикарной машине эти вещи выглядели весьма уместно – перстень и кулон с вензелем «Е.В». Но я уже видела эту пару в руках Никиты. Он тогда сообщил, что ее подарил Жанне Борис Львович. Впрочем, сейчас в коробочке лежал еще и браслет – тонкий золотой обруч с сапфирами и бриллиантами, изящная, аристократическая вещь.
– Ну и при чем тут это? Вы обокрали Малышева!
– Нет, – покачал головой Андрей, – смотрите, вот на этой странице.
В руках у меня оказалась книга «Сокровища художественной галереи Благовидова». Андрей показал мне фотографии – диадема, украшенная дождем камней, серьги и брошь, все с вензелем «Е.В.» и выполнены в одной манере. Текст гласил: «Великолепные украшения княгини Елены Вяземской, подаренные ей в день свадьбы мужем, бароном Эстерхази. Гарнитур, выполненный из золота, бриллиантов, жемчуга, сапфиров и других драгоценных камней, включал в себя диадему, серьги, брошь, перстень, колье и браслет. К сожалению, три последних предмета считаются утерянными».
Я уставилась на цацки.
– Ничего себе! Это же целое состояние!
Андрей хмыкнул:
– Точно, только они не настоящие.
– Да ну, а выглядят как! Очень похоже на золото!
– Это и есть золото.
– А вы говорите – подделка.
Андрей запнулся и пробормотал:
– Делать-то мне все равно нечего. Ладно, слушайте, у нас с Никитой и Жанной
Я слушала, не прерывая. Афера действительно была гениальной. Никита и Жанна были талантливыми ювелирами, но до знакомства с Корчагиным делали небольшие вещички только приятелям и особо свою работу не ценили, считали ее хобби, деньги-то они зарабатывали иным образом. Но Андрей придумал хитроумный план.
В библиотеках они разыскивали книги и брошюры с фотографиями уникальных драгоценностей. Впрочем, мошенники не зарывались, и вещи из Оружейной палаты их не интересовали. Самым идеальным вариантом являлись украшения какой-нибудь дворянки или купчихи, сгинувшей в пучине Октябрьской революции. Жанна и Никита изучали фото, потом ехали в провинциальный музей, показывали членские билеты Союза художников и получали доступ к экспозиции. Чаще всего они сообщали, что пишут книгу о ювелирах прошлого, и приветливые музейные работники разрешали фотографировать экспонаты и брать их в руки.
Потом начиналась кропотливая работа. Жанночка и Никита никогда не копировали то, что выставлялось в экспозиции. Нет, они создавали утерянные вещи или придумывали драгоценность. Допустим, в музее ожерелье, а у них кольцо, в фонде хранятся браслет и серьги – Малышевы делают брошь. Но точно соблюдая стиль. Подделки выглядели безукоризненно. Ювелиры брали купленные у старух малоценные вещи – крышки от часов, разорванные цепочки, погнутые брошки, и из старого золота получались «старинные» произведения искусства, хуже обстояло дело с камнями, чаще всего приходилось пользоваться современными. В результате они создавали добротные и дорогие вещи. Малышевы не выдавали куски бутылочного стекла за изумруды и горный хрусталь за бриллианты. Нет, все было честно. «Игрушки» делались из качественного золота и украшались настоящими камнями. Дальше в дело вступал Андрей.
Корчагин снискал себе отличное имя в среде богатых «новых русских». Стремясь побольше заработать, он писал портреты, потакая вкусам клиентов. Дамы, как одна, в бальных платьях, мехах и золоте, мужчины в кабинетах у книжных полок, в шикарных костюмах. У него была своя клиентура, многие заказывали изображения всех членов семьи, включая любимую собачку или кошку. Но Андрей не отказывался. А чего воротить нос, коли за изображение болонки хозяин платит столько, что бедный художник потом полгода живет припеваючи. Один раз ему даже пришлось изображать морскую свинку. Ну и ничего, перетоптался.
Создание портрета – дело длительное, клиент – это не профессиональный натурщик, его не заставишь сидеть в одной позе в кресле по пять часов. Приходится делать перерыв, развлекать мужика или бабу, угощать кофе. Так вот, попивая ароматный напиток, заказчик натыкался на раскрытую книгу. Андрей говорил, указывая на фото:
– Шикарные вещицы.
Клиент соглашался, и заходил разговор о ценности украшений и о том, что лучшее вложение капитала – это золото, потому что оно при всех режимах золото. В следующий визит сеанс неожиданно прерывался женщиной. Андрей уходил на кухню, откуда до клиента, терпеливо сидящего в кресле, долетал спор. Наконец Корчагин возвращался, швырял на стол коробочку, извинялся и пояснял: