Обед у людоеда
Шрифт:
– Кто же вам сообщил про дневник? – напряглась Лера. – Никита? Пожалуйста, отдайте его мне. Я вполне способна заплатить, ничего интересного там для вас нет, а моя жизнь пойдет под откос!
Я колебалась. Сказать, что случайно подслушала ее телефонный звонок, или не надо? Валерия явно нервничала. Слегка дрожащей рукой она вытащила пачку «Давидофф» и стала раскуривать сигарету. Тонкое запястье напряглось, губы побледнели, щеки покинула краска. Скорей всего Лера не слишком крепкого здоровья, перенесла несколько операций…
Она наконец-то
– Выпейте.
Продолжая кашлять, Лера протянула руку и начала судорожно пить. Я с жалостью смотрела, как на ее тоненькой, почти прозрачной шее бьется синяя жилка, и сказала:
– Вам бы не надо курить, с вашим здоровьем никотин вреден.
Лера поперхнулась, вода потекла у нее по подбородку.
– Какая вы дрянь, – прошептала Корчагина, – играете со мной, как кошка с мышью. Цену набиваете?
– Что случилось?
– Вы читали дневник!
– Нет!
– Да!!!
– Нет!
– А откуда вы знаете про мое здоровье?
– Я просто так сказала – вы бледная, худенькая, под глазами синяки, вот и вылетело.
Внезапно Валерия заплакала. Я испугалась и забормотала:
– Ну-ну, успокойтесь, подумаешь, ерунда какая. Вот у нас в консерватории преподавательнице сделали такие же операции, что и вам, аж в 1949 году. Ну и что? Сейчас двухтысячный, а она здорова, весела и не собирается умирать, ей-богу, не стоит расстраиваться.
Лера уронила голову на руки, плечи ее мелко тряслись, я погладила ее по волосам. Она дернулась, словно я сунула ей в шевелюру раскаленный паяльник, и с чувством произнесла:
– Хорошо, если вам хочется, чтобы я сама это произнесла, ладно, у меня СПИД, только отдайте дневник.
Я невольно отшатнулась.
– Что?
– То, – злобно ответила Лера, – теперь довольны? Влезли во все своим длинным носом, украли чужую тайну, а теперь мучаете меня. Кончайте издеваться, я же сразу предложила вам денег. Так нет, мало вам нажиться, еще хотите, чтобы я плакала и унижалась. Довольны теперь? Так сколько?
Я молчала, не в силах сказать ни слова. Лера вытерла лицо салфеткой.
– У вас правда СПИД? – тихо спросила я.
Валерия кивнула.
– Откуда?
Она помолчала, потом ответила:
– Не знаю. Я никогда не изменяла мужу, но мне несколько раз переливали кровь, в больницу я ложилась без всяких признаков иммунодефицита, анализы перед операцией делала. А через месяц после того, как выписали из клиники, опять потребовалось лечь в больницу, я снова пошла сдавать анализы и чуть не умерла – диагноз СПИД. Правда, я всего лишь вирусоноситель, болезнь спит, не развивается, но в любой момент вирус может активизироваться.
– Вот почему вы придумали сказку об отсутствии сексуального влечения к мужу! А я-то недоумевала: ну, удалили матку с яичниками и что? При чем тут радости семейной жизни?
– Отдайте мне дневник, – прошептала Лера, – теперь
– Значит, ваш муж не в курсе?
Валерия тихо покачала головой:
– Нет.
– Ну почему вы ему не рассказали?! Говорят, Андрей любит вас и безупречно вел себя, пока вы восстанавливались после операции.
Лера отодвинула совершенно остывшую пиццу и вздохнула.
– Скажите, зная про болезнь, вы поздороваетесь сейчас со мной за руку?
– Конечно, – удивилась я, – каждому ребенку известно, что СПИД передается через кровь и сперму. По поводу слюны медики спорят. Одни говорят да, другие нет. Кстати, та же проблема с грудным молоком. В постель с вами я не лягу, а здороваться – сколько угодно!
Лера посмотрела на мою протянутую ладонь и спросила:
– Теперь подумайте. Вдруг у вас на пальцах сорван заусенец, а у меня царапина или ссадина?
Я невольно отдернула руку. Собеседница печально засмеялась:
– Да меня моментально, если узнают, выгонят с работы, и Андрей уйдет.
– Не имеют права уволить!
– Ладно вам, будто не знаете, как подобное делается, придерутся к ерунде – и привет. На службу нужно приходить к десяти, скажут, опоздала три раза – и все, трудовую дисциплину никто не отменял. А Андрей…
Она махнула рукой.
– Отдайте дневник, Никита хотел за него десять тысяч, это, думаю, хорошая цена.
– Что же ваш приятель такой мерзавец оказался?
– Я никогда не дружила с Китом, впрочем, Андрей тоже, их только дела связывали. Никита жутко, патологически жадный, вам даже трудно представить, какой. У них в ванной всегда лежало мыло, из обмылков слепленное, представляете?
– Как это?
– Ну, когда мыло заканчивается и остается крохотный кусочек, такой, что и в руки не взять, что вы с ним делаете?
– Выбрасываю, естественно.
– А Никита брал новый кусок и примыливал к нему обмылок, чтобы ничего не пропало. Пустой тюбик зубной пасты он разрезал и выскребал остатки, ужинать старался в гостях и пилил Жанну за рваные колготы. Это он ее все время под мужиков подкладывал. Жанночке не хотелось, а Кит настаивал, пару раз даже колотил ее, сволочь он. Нашел после Жанкиной смерти дневник и решил подзаработать!
– Малышева давно вела записи?
– Я вообще не знала, – сердито заявила Лера, – она скрытная, все даже мне не рассказывала!
– Может, никакого дневника нет?
Валерия молча повертела нож, потом ответила:
– Есть, откуда бы Никита узнал про мою болячку, и потом, вы его тоже читали, не притворяйтесь.
Я залпом выпила стакан минеральной воды и решилась:
– Лера, только не нервничайте. О дневнике я услышала случайно, в супермаркете, когда вы разговаривали с Никитой по телефону. О вашей болезни мне рассказала доктор Мелкумян, только не упоминала о СПИДе. Об иммунодефиците вы мне сами сейчас проговорились. Дневник я не читала и в глаза не видела.