Обеднённый уран. Рассказы и повесть
Шрифт:
— По пивку — это славно, только угощать буду я, — решил банкир. — И даже не думай сопротивляться. А кстати, с чего это ты богатый-то, Валентин, сегодня?
— Доллары сдавал, — солидно похвастался Тимоха. — Ваши же, помните?
— Как не помнить, — кивнул очкастый, — помню очень хорошо. Вон в чем дело. Ясно. Ну и как, много сдал?
— Ага, — кивнул Тимоха, подмигивая. — Все четыре.
— Почему четыре? — удивился банкир. — Я же тебе.
— Да, двести. Все точно. Но я сегодня сдал четыре. Угадайте, почему?
Банкир думал недолго. Понимание ситуации
— Ах ты, пенёк лесной, возле банка валюту вздумал менять, — надрывался банкир, от смеха кашляя и утирая бегущие из-под очков слёзы. — Да разве тебя мама в детстве не учила, что так нельзя. ой, ну уморил, ну насмешил!.. А я-то думал: помогу человеку, дам денег немного. а он их возле банка менять!..
— Дак вот оно как получается, — хохотал Валентин, — что вам нельзя в деревню ездить, а мне в городе делать нечего. Каждый сверчок знай свой шесток, вот ведь оно как!
— Но если ты думаешь, что я по своей доброте компенсирую тебе эту потерю, то ты плохо меня знаешь! — грозил пальцем банкир. — Пусть это послужит тебе хорошим уроком. опыт — великая вещь, дороже него только сама жизнь.
— Ой, спасибо, да я теперь и под пушкой не возьму!..
И они ещё минуты две беззлобно смеялись друг над другом, а потом согласно пошли в кабак. И в тот вечер было выпито немало доброго баварского пива. Языки распускались, размачиваемые каждой новой кружкой. По ходу дела выяснилось, что очкастый — славный парень, и родители-то его приехали в город из деревни, в детстве ловил там в речке во-от таких щук, а какое там было душистое сено, какие стога, и как здорово было там валяться. Опять же, парное молоко, гладкие молодые девки вот с такими дойками — сказка. Да и не банкир никакой это был вовсе, а директор механического завода.
— Я на своём заводе вот с таких начинал, учеником электромонтёра связи. Потом электромонтёром, потом мастером работал, начальником цеха, потом вдруг раз — и директор. И теперь завод мой, Валя. Но у меня его хотят отнять…
— Кто?
— Да московские упыри. Им ведь все похрену, на людей наплевать, главное — срубить бабло…
— Слушай, а зачем тебе завод? — спросил Тимоха.
— Ну как зачем? — удивился банкир. (Тимоха так и звал его про себя банкиром). Это ж мой завод. Я там вот с таких, и родители работали. Моё дело, бизнес, понимаешь? Я на своём заводе за всё отвечаю.
— А как это вообще завод может быть твоим? — недоумевал Тимоха. — Ну — собственным? Он же ничей, не может никому принадлежать. Завод — это просто такое место, куда люди ходят на работу.
— Нет, Валентин, теперь такое время, что завод не может быть ничей. И должен он быть только мой, потому что он мой и есть…
Вскоре банкир уже сомневался, стоит ли ему самому садиться за руль, так славно было выпито. Но потом выяснилось, что Тимохины автобусы давно ушли, домой ему придется добираться неизвестно как.
— Я тебя отвезу, — сказал банкир. — И даже не
— Так вытащить-то недолго, опыт у нас теперь имеется, — подмигнул Тимоха. И опять они посмеялись.
День, в общем, прошел удачно, думал Тимоха; его неудержимо тянуло в сон, но он героически встряхивал головой и смотрел на дорогу. На заднем сиденье лежал роскошный букет роз для Зинаиды — банкир купил, настоял: мол, прости меня за тот дурацкий разговор, сам не знаю, что накатило. В общем, оказалось, хороший человек, а это главное. Как зовут только, Тимоха не выяснил. Деньги пропали — наплевать. Деньгам у нас счёту нет. Нечего считать. Бог с ним, всё хорошо. Только бы душой не озлобиться, забыть всё поскорей.
Он высадился возле дома, пожал руку банкиру, промычал что-то вроде: ну, заезжай там когда… Машина развернулась и поехала прочь. Валентин махнул ей вслед букетом и направился к крыльцу. Увидел, что в окно встревоженно смотрит Зинаида. Он широко улыбнулся ей, крикнул:
— Встречай гостя дорогого, красавица!
А затем, откашлявшись и выставив щитом вперед розы и шампанское, словно свататься пришёл, открыл дверь своего дома.
Упёртый
…Пистолет ему был совершенно не нужен, но он его зачем-то взял и купил. Газовый, почти боевое оружие. Предложили — и не смог отказаться. Видимо, что-то внутри пробудилось, потребовало заплатить честные трудовые деньги за машинку, весь смысл которой состоял в фырканьи гнусным газом, раздражавшим слизистую носа. Эта пукалка походила на настоящий пистолет, и в душе старика хищно взвыли древние боевые трубы, до того спавшие вполне мирно. Он и раньше ощущал нечто подобное, когда ему в руки попадал особенно удобный нож или подходящий обрезок арматуры, но с пистолетом теперь всё это было не сравнить.
Впервые в жизни он взял пистолет, сжал его рукоятку, медленно поднял и, старательно щурясь, прицелился во что-то. Вдруг окружающий мир резко изменился. Мир стал сказочно прост и доступен, все его тайны растворились без следа. Всё было можно, и всё требовало присутствия человека с оружием. Первозданный, вечный хаос становился неожиданно упорядоченным под дулом пистолета. Человек понял, что уже никогда не сможет расстаться с ним. Всё решилось мгновенно.
Тесть моего приятеля стал носить пистолет в кармане.
Старик был, что называется, упёртый, он моего приятеля не раз удивлял своей простотой. Если чего-то не хотел, то уж готов был сдохнуть, а не делать этого. А то кобенился. Или блины ему были несладкие, или творог несвежий. Жене своей тарелку со щами на голову любил иногда надеть для порядку. Бывало, полчаса не выйдет к столу, к гостям, хоть ты что. Пока его шесть раз не позовут слёзно. Ну и вообще.
Про таких говорят: он страха не боится, потому у него и зубы редкие.
Баран, короче.