Оберег для невидимки
Шрифт:
Но откуда? Может быть, подсознательно чувствую в предложении Сергея Ширяева подвох. А может быть, у меня предвзятое отношение к маминому другу и коллеге? Но если быть до конца откровенной с собой, то этого козла я терпеть не могла. Хитрый прищуренный взгляд, слащавая улыбка…
Нет, нет, здесь другое. Упрямая, абсолютная, прочная уверенность в трагическом исходе дела.
— Разрешишь остаться? — понизив голос до шепота, спрашивает мужчина.
— Серёж,
— Поехали ко мне.
— Поздно уже, — неуверенно сопротивляется мать соблазну…
Виски неожиданно прострелило болью, успела только подумать: зачем артефакт показывает мне прошлое, к чему мучить меня тягостными воспоминаниями, как вдруг произошло то, чего никогда не было в тот поздний вечер…
Вот я отрываюсь от стены и захожу в кухню.
Ловлю чуть растерянный и вопрошающий взгляд матери. Прикипаю к нему. Что-то говорю. Горячо убеждаю, держа за руки родного человека. Делаю обвинительный жест в сторону гостя, отчего мужчину буквально перекашивает.
Родительница смотрит на Ширяева. В её глазах вопрос.
Друг меняется в лице и со злой снисходительной улыбочкой выдавливает:
— Ты будешь слушать эту чушь? Нет, ты только вдумайся, Алин, что она несет! Это же бред сумасшедшего! Обвинить меня в мошенничестве! Она у тебя вообще с головой не дружит?..
— Пошел вон, — звучит тихий глухой голос матери, вклинивается шилом в эмоциональную речь гостя. Её не столько цепляют слова дочери — до женщины не успел дойти их смысл, сколько затронул насмешливый тон и выражение лица старого друга. Чужое, наглое, презрительное. Она будто только сейчас разглядела его и поразилась собственной слепоте.
Смена кадра, и вот господин Ширяев что-то кричит уже в коридоре. Мне не слышно, не разобрать. Только по каменному лицу родительницы и губам её коллеги по работе могу определить, чем сейчас он награждает «дуру Векшину». Какую гадость выплескивает на головы хозяек квартиры.
Дверное полотно с грохотом захлопывается.
Тишина. Не успеваю осмыслить увиденное, как перед глазами стремительно замелькали события, словно нарезка кадров кинофильма о благополучной жизни двух женщин. Дом, море, выпускной в университете, открытие маленького бутика кожгалантереи в дорогом торговом центре, свадьба… мамина свадьба с каким-то дядькой! Я держу за руку парня, а на моем безымянном пальце обручальное колечко. Лица не вижу, только чувствую безграничную нежность к своему избраннику и душевное тепло, исходящее от него. И везде мы вдвоем с мамой. Неразлучно, неразрывно. Счастливые и обе любимые…
Вобрав, впитав в себя весь этот сумасшедший калейдоскоп из жизни, которой
И я, потерявшаяся в своих мечтаниях, сказочных грезах, забыв обо всем на свете, уже готова была согласиться, принять предложение оберега, как внезапно субстанция как живая выплюнула меня на нескошенный луг с высокой травой. Или я сошла с ума, или отчетливо услышала смачный звук, сопровождающий это действо.
Ромашка — желто-белым ковром стелется, куда ни кинь глаз! Ни конца ни края этой солнечной роскоши!
Зачем я здесь? Растерянно оглядываюсь в поисках ответа.
— Догоняй! — Звонкий детский голос нарушает идиллию покоя на поле под голубым небом с пушистыми облаками.
Захлебнулся жаворонок в вышине, метнулся в сторону. Малыш в белой рубашонке бежит — одна темная головенка торчит над высокими стеблями цветов. За ним, подобрав длинную юбку, несется… несусь я! Раскрасневшаяся, растрепанная, счастливая!
— Я больше не могу! — кричу вдогонку мальчугану и, тяжело дыша, падаю звездой в мягкие травы.
Большая серая птица пролетает над той Анной, устремляясь за пацаненком.
— Р-рич, Р-рич! Нюр-рка капитулир-ровала! Нюр-рка капитулир-ровала! Дер-ржи Р-ромку!
Мое сердце забилось, заколотилось как сумасшедшее. Рихард живой? Но как? Как такое возможно?!
Вздрогнула от неожиданности, когда за спиной всхрапнула лошадь. Это же Ахалаш!
— Орест, следи за ним! — кричит всадник вслед попугаю, преследовавшему ребенка.
— Я здесь! Не затопчите меня своими копытами! — немного испуганно орет другая Аннушка из своего укрытия и, вскинув руку, машет, вырисовывая кистью круговые «пируэты».
А я во все глаза смотрю на Морана и не могу поверить в то, что вижу. Пораженная, изумленная, боюсь даже громко подумать об очевидном.
Мужчина молча спрыгивает с коня и со словами: «Дружочек, карауль!» ныряет рыбкой к женщине. Цветы скрывают пару от моего взора. Заливистый смех — той девчонки из другого мира — разносится по округе.