Обэриутские сочинения. Том 2
Шрифт:
Смотрите на того, который Петров, которая Пинега? Палка о трёх концах, булленбейсер? Каждый и каждое, что на помосте, становится певучим, мечтательным. Никто не устоял. Сами убедитесь: я на свободе!
Ой, ой… вы, конечно, услышали? Откуда взялся этот безобразный, можно даже сказать, мучительный:
– Хряв! – перешедший в жав?
И кто бы мог подумать, что единственным виновником оказался тоже – он. Воспользовался темнотой и ткнулся мордой прямо в маринованные онучи. Стыд и позор, другого не скажешь!
– Пан Кубельчик, ну, пан Кубельчик, вы же недопустимо громко задремали. Может быть, ваше поведение и естественно, но в то
Могу пояснить: его возраст за девяносто, до некоторой степени извиняющее обстоятельство, тем более, что пел с присвистом совсем не пан и уж, конечно, не Кубельчик, которому не исполнилось и тридцати с небольшим.
Скажите, почему этот, вроде кильки, измождённый человек снова и снова оказывается ма моём языке. Хотя, вот крест, я до сих пор толком не знаю, во всяком случае главного, о чём давно спорят биологи, даже нейрохирурги: в каком году скончался вельможный Кубельчик – в 1875-ом или в 1876-ом, високосном? И ещё, ну сами взгляните, зачем этот самый пан Кубельчик прополз между столами и теперь… Да посмотрите же! Заглатывает чужую, ему не принадлежащую, саланскую влагу и, задыхаясь, карабкается ко мне на помост?
Теперь о другом.
– Эй вы, Бенбойкало, недостойный стряпчий! Долго ли вы намерены строить, как это говорится, калеокады? (что издавна означало притворство). Конечно, молчит… А я снова, со всей строгостью, спрашиваю: куда делась электрическая лампочка? Если украли, достаньте свечи, нет свечей, принесите хотя бы несколько французских булок.
– Уважаемые гости! Не извольте вскидывать одервенелые конечности. Ещё минута, полминуты, всё уладится и миракль начнётся. Пьеса, осенённая крестом, омытая пивной жижей, очень важная, даже необходимая в склепе с вашими юными останками.
Далее: ПЕРВЫЕ РАДОСТИ
Была продольной встреча ихпо Невскому к Садовойиз трёх дверей не зная чьихона пришла с кушеткой новой.Там – на углу двух улиц эти двое: зи-зу Пинега с лодочником Петровым и повстречались.
Он: Красивенькая! Ты куда?
Она: Вот туда.
Он: А я сюда.
Она: А я отсюда.
Он: Значит по пути.
Она: Гляди, плешь седая и щёки, а туда же.
Он: Это куда туда же? В общем, договаривай.
Она: Могу и показать. Хоть при людях, хоть без всех.
Он: Беда, детка, пенсны в кубрике оставил.
Она: А подзорную трубу не хочешь, валенок стоптанный?
Он: Видали сковородку? Другие похуже меня встретят и не шипят.
Она: А сам плоше себя встречал ли?
Он: Вот и ныне на Невском.
Она: Надо же. Не иначе Федьку шмарыгу. А может Любку горбатую?
Он: В зеркальце поглядись. Разберёшься.
Она (подробно себя рассматривает):
Он: А я лохматых псов, вроде, уважаю. Так и знай.
Она: А повадки, которые у трёхлапых, знаешь? Ну и молчи. (вдруг птичьим голосом) Ко гу-гу! (спохватывается, бьёт себя по щекам. Снова роняет сумку) Маманя, я же ненормальная.
Он: Ладно, поправим. (поднимая сумку) Пардоне сильва плес. А могим и по англицки: мамзелце мозанбикус, ещё сковородице!
Она (поспешно роется): Так и есть. Там же для кошечки салакочки… Где же они? (неожиданно роняет сумку)
Он (поднимает. С изысканной вежливостью): Вот-с, мокерлоз вацерлоз…
Она (открывая сумку): Кажись там. Самым моим прехорошеньким. Понял?
Он: Как не понять. Плохня ты. Совсем плохая… Всё равно поправим.
Она: Поправим-поправим! Хоть ты по англицкому, хоть по всякому знаешь, где уж тебе… на гляди!.. (суёт в лицо Петрову зеркальце) Гляди, гляди: лоб конопатый, и затылок… ой, никак сопли текут? Вон из ушей.
Он: Откуда им взяться, соплям-то? Зря наговариваешь, Феклуша.
Она: Не Феклуша я вовсе.
Он: Мы тоже не те. Ладно, если по совести, текли иной раз. Даже из глаз. Чаще из водопровода. Всякое бывало…
Она (стучит каблуком баретка): Не бывало! Нет, не бывал. Прежде врал и нынче.
Он: Красивенькая, не бесись и знай – когда говорю поправим, так тому и быть.
Она: Да, ну? Лично сам?
Он: Будем поправлять при помощи меня самого.
Она: Ой, даже в затылок шибануло! (вдруг присела, завертелась волчком)
Верь, верь верюТеперь верю.Ты зверь – теперверь!(прыгает, хлопает в ладоши) Вот радость! Ну, радость! Матерь Божья, святая богородица, у-у-у. Описаюсь от счастья (бежит в темноту, Петров следом за ней)
Кто-то под глиняной маской поспешно задёргивает занавеску.