Оберон - 24. Часть вторая.
Шрифт:
Я перестал дышать от ужаса и ревности, в глазах опять потемнело, я закрыл их, чтобы не видеть ничего и никого.
– Тоник! Успокойся! Прости, что сразу не сказала! Прежде чем принимать решение, знай, в родовой камере уже зреет наш ребёнок! Зачатый нами совместно, ещё там, в степи! Подумай, у него будут настоящие папа и мама. Мне обещано, что, когда выполним миссию, нас поселят на любой планете, на выбор, кроме Земли, оставят в покое, и мы сможем там жить, сколько захотим, хоть тысячу лет! Тоник! Ну, Котичек!
Котичек?!
1. Мы едем к брату.
Я открыл глаза и посмотрел на Катю. Мы лежали, обнявшись и уткнувшись носами. Если вытянуть губы, можно коснуться Катиных губ… Что я и сделал.
Катя зашевелилась, что-то пробормотала, и перевернулась на другой бок.
Я огляделся: что меня разбудило? В комнате ещё совсем темно, тихо. Какой-то неприятный осадок на душе: как будто теряю Катю! Но вот же она! Хоть и повернулась ко мне спиной, но так даже удобнее, коленками не упираемся! Я прижался к своей сестре, обнял её и, со счастливой улыбкой, снова уснул.
Утром нас разбудил отец.
– Долго собираетесь спать? Не встанете, без вас уеду! – и ушёл. А мы подскочили на кровати, вспомнив, что папа обещал взять нас с собой в Находку, к брату!
Бегом, наперегонки, побежали мы в сад. Потом Катя зашла в душ, завизжала там, наверно, вода холодная! Теперь узнает, каково мне по вечерам.
– Котик, я полотенце забыла…
Ну вот, начинается!
– Хорошо, сейчас принесу.
– Тебе бы тоже не мешало помыться…
– Зачем это? – насторожился я.
– Ну как же, всё-таки в город едем, папа куда-нибудь нас сводит, а мы не помытые.
Я сделал недоумённую гримасу, но ничего не сказал, пошёл за полотенцем.
– Костя, ты куда полотенце понёс? – спросила меня мама.
– Там Катя, в душе.
– Ненормальная! Простыть хочет? Вода холодная!
– Да, она ещё и мне предлагает…
– Заболеете!
– Ничего, пусть закаляются! – весело сказал отец.
– Закалятся! На тот свет, - буркнула мама. Если бы она так не сказала, не стал бы мыться. А то получается, Катя смелее меня?
Брр! Лучше бы я забыл про смелость!
Крепко растеревшись полотенцем, я побежал на летнюю кухню, где сестра уже вовсю наворачивала манную кашу. Кто-то не любит манную кашу, но мы с Катей её любим, особенно со сливочным маслом и белым хлебом!
Наевшись и напившись чаю, мы побежали переодеваться. Плавочки я не вернул Кате, так что сразу надел их, сверху костюмчик из бежевых шортиков и рубашечки. Когда мы с Катей вышли, мама ахнула:
– На кого вы похожи?! Раздевайтесь, хоть поглажу!
Пришлось раздеться, как бы ни нервничал папа.
Мама дала Кате юбочку, под цвет моих шортиков:
– Ты
Я не протестовал, всё равно стрижки у нас разные, у Кати косички, у меня почти ноль. Сходства никакого.
Наконец-то нас отпустили! Мы побежали на автостанцию, далеко обогнав папу. И чего он ворчал?
Давно бы ушёл, мы бы его нагнали!
На остановке автобуса ещё не было. Мы постояли минутку спокойно, потом начали бегать, друг за другом, весело смеясь.
– Вот же непоседы! – сказала одна женщина, улыбаясь.
Это кто непоседа? Я? Это Катька непоседа! Я еле-еле успевал за ней!
Пришёл автобус, тяжело пыхтя. Такие автобусы у нас называли «пылесосами». Дорога до трассы у нас не асфальтированная, грунтовая, тринадцать километров. Так что, если нет дождя, вся пыль затягивается в салон. Но людей в нашем посёлке много, желающих отправиться в город достаточно, поэтому, вместо маленьких чистеньких «ПАЗиков», шлют большие «ЛАЗы». На заднем сидении жарко и пыльно, поэтому мы, протиснувшись среди пассажиров, занимаем места, где написано: «для детей и инвалидов».
– Папа, садись! – кричим мы.
– Вот же какие! – осуждающе говорят нам, - А ещё пионеры!
– Здесь же написано, для детей! – возражаем мы.
– Для маленьких детей! – сказали нам. Пришлось встать и пройти в хвост автобуса, а на наши места уселись здоровенные тётки. Я даже хотел возмутиться, но Катя дёрнула меня за рубашку:
– Не скандаль!
Пришлось проглотить свои едкие слова. Причём, вошла женщина с ребёнком, и ей пришлось идти к нам, никто ей не уступил передние сиденья!
– Не скандаль! – опять остановила меня Катя.
Наконец, все вошли, автобус двинулся. Папе пришлось стоять.
– Пап, садись, возьмёшь меня на руки! – предложила Катя. Папа так и сделал. Я сидел возле окна и наблюдал за мелькающим пейзажем. Вот мы проехали мимо кладбища и повернули к соседнему посёлку. Мы его называли Гайдомак, наш посёлок назывался Тафуин, но недавно их переименовали, и сейчас они называются, соответственно, Ливадия, и Южно-Морской.
Подъехали к остановке, вошёл ещё народ, потом была ещё одна остановка, у судоремонтного завода. Проехав немного ещё, остановились на остановке «Бухта Средняя». Следующая была уже далеко: в Душкино.
Всё время вдоль дороги тянулся лес. После Душкино уже появились поля, стало видно море, в Волчанцах был огромный песчаный пляж, песок был везде. Здесь была оконечность залива Восток.
Дальше был посёлок Новолитовск.
Всё это мы с Катей видели впервые, оживлённо обсуждали увиденное, несмотря на шум двигателя.
Никто нам не делал замечания. Наконец мы увидели великий и ужасный Американский перевал, про который наслушались столько страхов. Говорят, отсюда падали автобусы, бывало даже, что пассажиры выходили и шли наверх пешком, а мужчины толкали автобус, потому что у того не хватало сил забраться на перевал.