Оберон - 24. Часть вторая.
Шрифт:
«Буйвол» поравнялся с нами, обдав мощным запахом солярки, облаком пыли и оглушив нас громким воем дизеля. «Буйвол» остановился, водитель приоткрыл дверцу с нашей стороны, и пригласил внутрь. Мы не стали чиниться, быстро залезли в пропахшую соляркой кабину, сразу уселись, последним залез папа.
– На покос, отец? – спросил водитель.
– Да, пока сухо, солнце.
– Малышей в помощь взял? Какие похожие! Близнецы?
– Да, - с гордой улыбкой ответил папа, ему всегда было приятно, когда нам радовались, - старшие сыновья все заняты, один в больнице,
– Да, столько сыновей, а на покос, с папкой, только малыши идут!
– Что поделаешь, им тоже надо привыкать.
– Это да! – согласился дядя шофёр, воткнул скорость, двигатель взвыл, и стало не до разговоров.
Ох, и голос у этого дизеля! Как только водитель не оглохнет?! Но лучше плохо ехать, чем хорошо идти! Мы с Катей с восторгом смотрели проносящиеся мимо нас деревья и кусты, повороты, до которых нам было бы топать да топать, быстро оставались позади. Вот и мост через Вторую Камышовую речку. Лысая Сопка приблизилась, чуть ли не вплотную. Её видно было из нашего посёлка, такая она большая. Здесь же было видно, какая она громадная. Почему лысая? На склоне была каменная проплешина, похожая на цифру «5». Сама макушка была свободна от деревьев. По слухам, там находилась артиллерийская батарея.
За мостом нас высадили. «МАЗ» поехал дальше, дымя чёрным выхлопом, а мы пошли по лесной дороге, к лесу. Дальше нам дорогу преградила речка, в топких берегах. Папа снял штаны, положил их в рюкзак, и, по одному, перенёс нас на другой берег. Дальше дорога, постепенно перешедшая в тропу, вела уже по лесу. Пели птицы, сквозь листву светило солнце. Шли мы довольно долго, но всему приходит конец, папа сказал:
– Вот он, наш покос!
Мы увидели обширное поле, устланное рядами высохшего сена. Всё это нам предстояло собрать и скопнить. Собирать будем мы, а копнить, конечно, папа.
Скосил всё это папа, ему помогал Юра, когда ещё был дома. Жаль, что его нет дома, он тоже любит нас, особенно Катю, в которой буквально души не чает. Всегда говорит мне, чтобы не обижал Катю. Мне кажется, он завидует мне, что я её близнец, что мы постоянно вместе.
Сначала мы решили сварить суп. Папа дал мне котелок и отправил на ручей, за водой.
– Иди по этой тропинке, там, внизу, течёт ручей.
– Я с тобой! – побежала за мной Катя.
– Картошку, кто будет чистить? – пытался её остановить папа.
– Вернёмся, почистим! – ответила Катя.
Воздух здесь был пьянящий, лёгкий, пели какие-то птицы, я не знаю, как они называются.
Перейдя ручей, мы скрылись в кустах.
– Костя, не уходи далеко, я боюсь! – донеслось до меня из кустов, - Ай!
– Что там? – встревожился я.
– Комары кусают! – сердито сказала Катя, выходя и почёсывая зад.
Я хмыкнул, и стал набирать воду в котелок. Когда вернулись, папа уже соорудил костёр, воткнул рогульки, положил на них перекладину, принялся чистить картошку.
Дым от костра отгонял комаров, Катя заняла место поудобнее, и стала помогать папе.
Скоро вода
Пока готовился обед, мы уже отдохнули, хотели побегать, но папа сказал, что мы набегаемся ещё, за день. Предложил покушать.
Мы, вооружившись ложками, хлебали суп из большой миски, все втроём.
Обалденно вкусный суп! Никогда не пробовал такого.
– Пап! А что ты дома так вкусно не готовишь? – спросил я. Папа засмеялся:
– Дома ты даже не посмотришь на такой суп!
– Почему? – удивился я.
– Потому что сейчас мы в лесу, на свежем воздухе, вот вам и кажется всё вкусным!
Надо сказать, папа и дома иногда варил очень вкусные борщи, любил каши из перловки, ячки. Ещё любил он кашу-сливуху, которую я ненавидел. Готовилась эта каша, вот так: варится картошка с пшёнкой! Потом вода сливается, оставшееся варево папа толчёт толкушкой, с постным маслом. Жуть! Я даже плечами передёргивал, когда видел эту кашу. Однако отец с матерью в своё время пережили жестокий голод тридцатых годов, войну, так что их вкусы для всех нас были загадкой.
Мама рассказывала, какой вкусный кисель из гнилой картошки получался, мы слушали, не понимая, а мама делала нам кисель из брикетов. Вот это была вкуснятина! Не сам, варёный, кисель, а сухой, который мы с Катей понемногу отгрызали от брикета, пока мама не отбирала.
Ещё вкуснее были брикетики сухого, прессованного какао! Но оно стоило дорого: 15 копеек за брикетик.
Папа сказал, чтобы мы немного отдохнули, а сам пошёл доставать орудия труда.
Часть сена была уже собрана в валки, мы подошли к ним, посидели, и, убедившись, что сено мягкое, начали бороться. Это нам понравилось, мы громко смеялись, валяясь в сене.
Папа подошёл, посмеялся над нами, и выдал грабли с деревянными зубьями.
Смотрите, осторожно с граблями! Не кладите никогда зубьями вверх!
– Почему? – спросил я, - Если зубьями вниз, грабли могут сломаться?
– А ты наступи на зубья, тогда поймёшь! – усмехнулся папа, а Катя ехидно посмеялась надо мной.
Мы принялись собирать сено в валки, думая потом ещё побеситься. Однако время шло, мы собирали сено, папа вилами переносил его в одно место, где сооружал копну.
А сено всё не кончалось. Я устал, оглядывался на Катю, но сестра у меня упрямая, не просилась отдыхать, всё гребла и гребла сено, а мне было стыдно проситься на отдых раньше девочки.
Так мы и работали, пока не пришёл брат с другом.
Витя, увидев нас, подошёл, мы, с визгом, бросились ему на шею. Витя смеялся, называл нас котятами, целовал Катю. Потом отпустил, и мы снова принялись за работу, поглядывая на брата и его друга.
– Ты обещал меня похмелить! – кричал друг.
– Сейчас опохмелишься!! – смеялся папа, который уже сметал несколько копёшек, в разных частях поля, - берите слеги, и носите копны вот на это место! – указал папа на загородку, в которой были настелены жерди, - Здесь будем ставить стог.