Оберон - 24. Трилогия
Шрифт:
Нас могло и не быть, папа, говорит, настоял. И мама очень хотела девочку. Вот вам девочка!
Я посмотрел на спящую Катеньку, и улыбнулся. Мы любим друг друга, всегда играем вместе, иногда с Сашей, но он слишком любит читать, редко его можно оторвать от книжки и побегать с ним.
Вообще, он хороший, любит с нами возиться, понимает, во что мы играем. Старшие только смеются над нашими фантазиями, а Саша не смеётся, он любит фантастику, мы выдумываем такие истории, что у него дух захватывает.
Потому что с интересом слушает наши выдумки о том, как мы путешествуем по разным мирам, про космическую станцию.
Мы с Катей иногда даже спорим, так это было, или нет.
Откуда у нас эти фантазии, не знаю, только, заигравшись, мы считаем, что всё это происходило с нами.
Саша смеётся, говорит, что нам пора книжки писать, но мы-то знаем, что книжки писать не так просто, как рассказать сказку.
Смотрю на Катю, и не решаюсь разбудить, так сладко спит сестрёнка. Но будить надо, придёт мама, и будет ругаться.
— Катя, Кать! — потряс я её за плечо. Сестрёнка пошевелилась, сильно потянулась и зевнула.
Потом открыла глаза, и удивилась:
— Ой, Тоник! Ты мне только что приснился!
— Какой я тебе Тоник! — сердито сказал я, — Вставай, давай! Мама придёт…
— Костя, вечно ты всё испортишь, — надула губки Катя, опять закрывая глаза.
— Нет! Уже ничего не видно!
Мне немного завидно. Если я просто сочиняю, то Катя видит сны, а потом рассказывает их нам с Сашей.
— Ка-тя! — снова сказал я, тормоша её за плечо.
— Ой, Котька! Если бы ты знал, какой сон мне приснился, то отстал бы от меня сию же секунду!
— И что же тебе снилось? — заинтересовался я, ожидая обычное «а вот не скажу!». Но на этот раз сестрица сказала:
— Снилось мне, что мы жили на какой-то космической станции, с тобой… ой, нет, там у меня друг был, его звали Тоник. И вот он мне однажды говорит: «Катя, поехали в город!», и мы поехали, на каком-то вездеходе.
— И что было потом? — жадно спросил я.
— А потом ты меня разбудил, — капризно сказала Катя.
— Ну, Катька, так нечестно! — сказал я, схватил подушку и ударил Катю по голове. Катя взвизгнула, и тоже стала бить меня подушкой. Я уже начал побеждать, когда она бросила со мной биться, и выбежала из комнаты. Я побежал за ней. Мы выскочили на крыльцо, и увидели на дворе маму.
— Мама! — закричали мы, подбегая к ней и обнимая.
— Проснулись, котята? — смеялась мама, гладя нас по головам, — Кушать хотите?
— А что кушать?
— Рисовая молочная каша.
— Да! — закричали мы.
— Умойтесь сначала, — сказала мама, смеясь, — только из постели, сразу за стол. Наверно, опять всё перевернули? — мы отвернулись от мамы и побежали в дальний угол сада. Там стояла нужная нам сейчас
Катя успела заскочить в будочку. Мне не обязательно, я могу и за будочку зайти.
Вокруг росли большие кусты чёрной смородины, смородина цвела, кое-где уже появились зелёные гроздья. Я поморщился: скоро опять мама заставит её собирать. Сколько можно! Уже всё заставлено банкам с вареньем, его уже никто не ест, разве что папа сцеживает получившееся черносмородиновое вино…
Смородина у нас крупная, сладкая, но надоевшая. Мы собираем её, потому что папа пригрозил нам, что, если не будем собирать, он вырубит кусты. А в них так замечательно играть в Маугли, и ещё во что-нибудь. Здесь же стоит турник, который Юра с Сашей превратили в качели. Сиденье делано из длинной доски, так что, можно сидеть с двух сторон, напротив друг друга.
Наигравшись с качелями, братья сказали, что сделали их для нас. Потом посадили вьюнки, и они начали обвивать качели, превращая их в уютную беседку.
— Коть, тебе не надо? — вышла Катя из будочки.
— Надо, конечно! — я заскочил в будочку, а Катя осталась ждать снаружи, разглядывая смородиновые кусты. Собирали мы смородину ещё и на продажу, потому что семья у нас немаленькая, и четверо детей ещё школьники.
По этой же причине мы бегали всё лето с Катей в трусиках, маечках, и босиком, чтобы не трепать летом одежду и обувь. Боялись только порезаться, зато стёкла не били. Почти все дети бегали босиком, по всяким неожиданным местам, особенно по свалкам.
Я вышел из будочки, и мы побежали на летнюю кухню. Возле двери был прибит умывальник, мы умылись, балуясь и брызгаясь.
— Когда только вы начнёте за собой убирать, — спросила мама, выходя из дома, — почему я должна за вами заправлять кровати? Прекратите баловаться! Катя что ты с растрёпанными волосами до сих пор? Иди сюда, косички заплетём.
Раньше мы с Катей носили одинаковые причёски, не длинные, но и не короткие, но в последний год Катя решила, что она девочка, и ей нужны косички, как у всех девочек. Я только вздохнул: раньше нас путали, а сейчас даже не всякий видел, что мы близнецы. Так, двойняшки.
Пока мама заплетала сестре косички, я принялся за кашу.
— А Котю надо постричь, — решила мама, посмотрев на меня, — сходите одни в парикмахерскую?
У меня даже кусок застрял во рту. Я хотел отрастить за лето волосы, как большие пацаны.
— Что ты там давишься? Смотри, как зарос! Не будешь стричься, косички заплету!
Катя весело засмеялась, садясь рядом со мной.
— Мама, а где Саша? — спросила она.
— На практике, в школе — ответила мама, — скоро уже придёт. Не то что вы, засони. Сегодня прополете грядку с морковкой.