Оберон - 24. Трилогия
Шрифт:
— Она мне не сестра! — заплакал я, — Она моя невеста! — и вздрогнул, увидев, с какой ненавистью посмотрела на меня Катя. Зрачки её были сильно расширены, даже радужки не было видно.
— Выкиньте эту истеричку отсюда! — крикнула она.
— Вот видишь, Тоник, Катя сама решила, с кем ей быть, — ласково, будто маленькому ребёнку, объяснил мне Дэн, — слово девочки — закон!
— Она не сама! — крикнул я, — Её чем-то напоили!
На столе оказалась чарка и мех с какой-то жидкостью. Дэн понюхал и скривился:
— Конский
— Ты кто такой, чтобы мне приказывать? — ощерился Уран, отпуская, однако, Катю. Катя хотела снова прижаться к нему, но Бахар не позволил, встав между ними.
— Я сын вождя, — ответил Дэн.
— Хорошо! — сказал Уран, — Так ещё лучше, я хотел заплатить её брату богатый выкуп, даже думал занять у тебя табунчик лошадей, потому что, сколько ни заплати за эту прелесть, всё будет мало! Теперь же я вызываю его на бой за обладание девочкой! Кто победит, той женой она и будет!
Катя взглянула на меня, и рассмеялась.
Дэн выглянул наружу, и что-то приказал. Потом посмотрел на нас с Ураном, и сказал:
— Тоник мой гость, я принимаю твой вызов! — Уран расхохотался:
— Ты же знаешь правила? Выиграешь ты, потом твой гость будет биться с тобой! Всё равно ему не достанется Катя! Отдайте её мне, видите, она меня любит!
— Это мы сейчас проверим! — Дэн принял у вошедшего мальчика кувшин, показал ему, куда поставить таз, и заставил Катю выпить какое-то зелье. Катя вскрикнула, упала на колени, и её стало выворачивать. Тошнило просто ужасно.
— Ну что, Уран? — спросил Дэн, — принимаешь мой вызов?
— Завтра сойдёмся! — выплюнул Уран и вышел.
— Да, Тоник! Угораздило же тебя назвать свою невесту сестрой!
— Я не называл её сестрой! — заныл я, — Это она…
— Ты мог её поправить? Вот что теперь делать? — глядя на Катю, просил Дэн. Ты мой гость, а я должен тебя убить. Или ты меня. Но как ты меня убьёшь?
— Никак, — ответил я, — даже если бы мог.
— Даже за Катю?!
— Зачем нам драться до смерти за девочку?! Мы что, дикари?! — Дэн пожал плечами:
— Такие обычаи. Уран оскорбил тебя, он трогал твою невесту, такое не прощается. Если не хочешь убивать меня, убей его.
Мне оставалось только плакать от бессилия, проклиная своё худосочное тело, которое и с курицей не справится, а не то что с развитым парнем, с детства занимающимся физическим трудом и боевыми искусствами.
— Есть один выход, — сказал Дэн, легко поднимая меня на ноги.
— Что за выход? — схватился я за соломинку.
— Взять её в жёны. Если она захочет, — добавил он, глядя на теряющую силы девочку.
— Она захочет! — заверил я Дэна.
— Тогда умой её и ложитесь спать. Я выставлю охрану, поставлю четырёх батыров, ради вашей безопасности. Что понадобиться, просите у них. Я велю принести
Дэн вышел, я нашёл Катину одежду, поднял ставшую безвольной, Катю, надел на неё маечку.
Здесь же увидел кувшин с водой и мягкое полотенце. Сам умыл девочку, вытер полотенцем лицо и повёл к лежанке. Уложив её, выглянул наружу, спросив, куда ходить, если прижмёт.
Часовой, крепкий парень лет семнадцати, показал в дальней стороне шатра загородку, в которой стояла широкая бадья с крышкой.
Я попросил вылить и помыть тазик. Парень поклонился, и вышел, сказав, что все просьбы он выполнит. Оказывается, уже наступил вечер, гости веселились, горели костры, вокруг них водили хороводы полуобнажённые парни и девушки. Всё это было устроено в нашу с Катей честь.
Я вернулся к Кате, тихо лежавшей под одеялом, снял шортики и маечку и лёг рядом. Попытался обнять, но Катя отстранилась. Тяжело стало у меня на сердце. Я уже не был уверен, что, Катя согласится стать моей женой.
Не спалось. Я поднялся, подошёл к столику, выпил успокаивающего напитка.
Вновь вернулся к Кате, улёгся рядом. Я боялся с ней разговаривать, помня её взгляд, полный ненависти.
Поставив себя на её место, понял её негодование, я тоже разозлился бы… но не на Катю!
Я, наверно, заснул. Разбудил меня какой-то шум. Открыв глаза, и прогнав сон, услышал чьи-то всхлипы и тихий плач. Кати рядом не было.
Я встал, при свете масляной лампы увидел, что, Катя сидит в дальнем углу, если можно так назвать дальнюю сторону круглого шатра, и плачет.
— Катя, — подошёл я к ней, — пошли спать.
— Уйди, Тоник, — попросила она меня, — я не могу быть с тобой. Я такая дрянь!
— Успокойся, Катенька, я с тобой, успокойся! — сел я рядом с ней.
— Тоник, ты такой хороший, а я дрянь! Дрянь! — вскрикнула она, отстраняясь.
— Катя, я не могу без тебя… Ты не виновата, нас такими сделали.
— Тоник, мне бы помыться! Места, где касался этот самец, просто жжёт.
Я выглянул наружу, спросил, можно ли устроить нам ванну. Часовой кивнул, и скоро к нам внесли широкую кадушку, потом ещё два бочонка, с горячей и холодной водой, черпак, губку и полотенца.
Катя разделась, и залезла в бочку, куда налили тёплой воды. Там она начала яростно тереться.
Потом опять заплакала.
— Тоничек, ничего не получается. Иди, смой с меня эту грязь. Залезай в бочку.
Я тоже залез в бочку, начал осторожно отмывать Катю. Было достаточно темно, чтобы стесняться друг друга, тем более, что мы и до этого, помогали друг другу надевать скафандры.
— Погладь меня ладошкой, — попросила она, — чтобы я чувствовала тебя, а не этого…
Я обнял её, погладил по спине, попробовал поцеловать.