Обещал жениться
Шрифт:
– Вернись, я всё прощу! Ведь прожили мы сорок лет!
Потом заболел от горя и умер. Даже родные дети от Зинаиды отвернулись, не поняли.
С новым мужем Владимиром у неё началась совсем другая жизнь – не жизнь, а праздник! Глаза её сияли, она помолодела на тридцать лет. Поскольку его жена уехала в Россию, а дети жили отдельно, поселились у него. Она сняла все деньги с книжки, все золотые колечки, серьги, цепочки, и купила ему машину. Как говорится, «для любимого дружка и серёжку из ушка»!
Но прозвонили праздничные литавры, и праздник пошёл на убыль. Внезапно
– Хватит тебе дурака валять! Поехали! Я уже квартиру получила!
Сели они в купленную Зиной машину, и уехали. Тут приходят дети Владимира:
– Ты кто такая? Выметайся! – И выгнали.
Жить ей негде, ночует на вокзале, подруги осуждают: на старости лет вскружила бабе голову любовь! Кака така любовь?
Наконец одни знакомые сжалились, и разрешили ей поселиться в своём нежилом доме на краю Рабочего посёлка. Холодно, голодно, одиноко!
Ляжет спать – по ней крысы бегают. Ослепла. Постарела.
Дочь сжалилась и всё же забрала её к себе, где она вскоре и умерла.
А ведь ей ещё и шестидесяти не было!
Благая весть!
«У нашего Андрюшки нет и полушки»
Я стою за прилавком, торгую чем попало – дома-то скучно… Подходит пара знакомых бомжей, Женька и Виктория. Уже давно держатся вместе. Виктория почти всегда в синяках. Женька её регулярно избивает – заставляет отдаваться другим мужчинам-бомжам за копейки, а потом «ревнует». Деньги идут обоим на водку.
У Женьки в деревне мать и жена с двумя дочерьми, у Виктории старший сын в тюрьме, младший – в детдоме. Она лишена родительских прав. Виктория и Женька живут в колодце у второй городской больницы, но скрывают это.
– Тётя Люба, займите двести тенге, нам на бутылку водки надо! Потом отработаем! – они мне частенько приносят интереснейшие вещи, которые легко находят сбыт. Вероятно, из мусорных ящиков… Я покупаю у них, не допытываясь, где взяли. А иногда вместо расчёта вожу их в столовую, где беру им первое, второе и третье… Пусть хоть иногда поедят по-человечески!
– А что за праздник? – интересуюсь я, протягивая двухсотку. Женька отвечает:
– У МОЕГО ПЛЕМЯННИКА есть СЕСТРА ЖЕНЫ БРАТА(!). Ей сделали УЗИ, сказали, девочка будет. Уже четыре месяца беременности! Вот – идём поздравить!
Благая весть… О своих детях ничего не знают, радуются чужим, как поводу выпить. Курочка ещё в гнезде, яичко в… но обмыть надо!
Удачная женитьба
«Мужику лето за привычку, волку зима за обычай»
Свою жену Любу я нашёл далеко, на станции Могоча, это почти на самом Дальнем Востоке, рядом – Амур, китайская граница. Места там богатые: тайга! И зверя в лесу, и рыбы в реке – всего довольно. Я уж там не в первый раз был. А когда её встретил, уже по дому соскучился. Люба поняла меня, и говорит: ну так поехали к тебе, в Петропавловск! Почувствовала
– Ну, это ты врёшь! За месяц такой путь не преодолеть! Семь тысяч километров… – говорю ему. Мы стоим у церкви в Вербное Воскресенье, и торгуем зелёными ветками. Беседуем между делом.
– Так мы и на поездах подъезжали, когда удавалось сесть или зацепиться, – поправляется Володя. – Один раз, в непогоду, ехали на открытой тормозной площадке полтора суток голодные, холодные. Окоченели! Потом приехали на какую-то станцию, машинист увидел, что мы совсем как деревянные, слезть не можем с тормозной площадки не можем, помог, говорит: «зря в электровоз не попросились, взял бы!» Ещё и денег нам дал…
В другой раз добрая проводница разрешила сесть в вагон, проехать несколько станций. На одной, маленькой, какой-то пассажир побежал за водкой. Проводница ему кричит: «Стоим четыре минуты, не успеешь!» А он ей: «Тебе две бутылки возьму!» «Тогда не торопись, я поезд держать буду!» – кричит та в ответ. Пассажир вернулся – ей две бутылки дал, себе две оставил, и две передал машинистам. Те потом передают: «Говори, где захочешь остановиться – притормозим!» И это – на Транссибирской магистрали!
Помню, однажды идём ночью по путям, холодно. А сзади какой-то тепловоз догоняет, странный. Один прожектор вперёд направлен, второй – в сторону, и выстрелы гремят! Мы испугались, отбежали за кусты, упали. Вдруг недалеко от нас: бабах – выстрел, шумное падение. А поезд дальше проехал.
За кустами стонет кто-то, как человек. Подошли мы – молодая олениха лежит. Морда, голова выстрелами разбиты, а пытается родить недоношенного телёнка, мучается. У зверей же, когда уставятся на свет, глаза светятся. Вот по ним «охотники» и пуляют. Слышим издали – ещё выстрелы. Отошли мы в глубину леса, стали устраиваться на ночлег. Боимся! Люди, видать, лихие. Попадём под раздачу! А если и подстрелят специально или по ошибке, так дело – тайга. Никто нас не хватится, и через пятьдесят лет не найдут. Да и кто искать будет? Паровоз поездил туда-сюда, через некоторое время вернулся, остановился. Вылезли люди. Нашли олениху, прирезали, затащили на платформу, уехали.
А мы только тогда смогли костёр разжечь, согреться. Утром пошли дальше. Это в районе Нерчинска было. Смотрим – огромные лосиные рога валяются около кедра, видно, сам зверь сбросил. Красивые! Дорого бы за них дали, если продать, да с собой не возьмёшь – тяжеленные!
Когда к Чите подходили, чуть в забытый капкан не попали, рядом с ногой защёлкнулся! А недалеко какая-то деревня… Люба говорит: смотри, смотри, собаки бегут! Я посмотрел – не собаки вовсе, волки! Уж мне их повидать пришлось! У них знаешь, какой обычай? Если самка для спаривания подходящего волка не найдёт, она уводит их деревни хорошего, крупного пса. Он и бегает за ней, пока течка у неё не закончится. А когда волчиха почувствует, что забеременела, пёс ей больше не нужен – загрызает насмерть!