Обещание
Шрифт:
от денег руки затекли,
и, чтоб она развеселилась,
мы патефон ей завели.
Ребята карты тасовали,
на нас глядели без острот,
а мы с кассиршей танцевали
то вальс томящий, то фокстрот.
И по полу она ходила,
как ходят девочки по льду,
и что-то тихое
и спотыкалась на ходу.
При каждом шаге изменялась
то вдруг впадала в забытье,
то всей собою извинялась
за неумение свое...
И после —
празднично и чисто
у колченогого стола —
в избушке
под тулупом чьим-то
она, усталая, спала.
А грудь вздымалась,
колебалась
и тихо падала опять.
Она спала и улыбалась
и продолжала танцевать.
1957
* * *
История — не только войны,
изобретенья и труды,
она —-
и запахи,
и звоны,
и трепет веток и травы.
Ее неверно понимают
как только мудрость книжных гру
Она и в том, как обнимают,
как пьют, смеются и поют.
В полете лет, в событъях вещих,
во всем, что плещет и кипит, —
и гул морей,
и плечи женщин,
и плач детей,
и звон копыт.
Сквозь все великие идеи
плывут и стонут голоса,
летят
неясные виденья,
мерцают звезды и глаза...
1956
* * *
я. с
Он вернулся из долгого
отлученья от нас
и, затолканный толками,
пьет со мною сейчас.
Он отец мне по возрасту.
По призванию брат.
Невеселые волосы.
Пиджачок мешковат.
Вижу руки подробные,
все по ним узнаю,
и глаза изподбровные
смотрят в душу мою.
Нет покуда и комнаты,
и еда не жирна.
За жокея какого-то
замуж вышла жена.
Я об этом не спрашиваю.
Сам о женщине той
поминает со страшною,
неживой простотой.
Жадно слушает радио,
за
Все в нем дышит характером,
интересом гудит...
Я сижу растревоженный,
говорить не могу...
В черной курточке кожаной
он уходит в пургу.
И, не сбитый обидою,
я живу и борюсь.
Никому не завидую,
ничего не боюсь.
1956
* * *
ЛУЧШИМ ИЗ ПОКОЛЕНИЯ
Лучшие из поколения,
цвести вам —
не увядать!
Вашего покорения
бедам
не увидать.
Разные будут случаи,
будьте сильны и дружны.
Вы ведь на то и лучшие —
выстоять вы должны.
Вам петь, вам от солнца жмуриться,
будут и беды и боль...
Благословите на мужество,
благословите на бой!
Возьмите меня в наступление,
не упрекнете ни в чем.
Лучшие из поколения,
возьмите меня трубачом!
Я буду трубить наступление,
ни нотой не изменю,
а если не хватит дыхания,
26
трубу на винтовку сменю.
Пускай, если даже погибну,
не сделав почти ничего,
строгие ваши губы
коснутся лба моего...
1956
* * *
Меня не любят многие,
за многое виня,
и мечут громы-молнии
по поводу меня.
Угрюмо и надорванно
смеются надо мной,
и взгляды их недобрые
я чувствую спиной.
А мне все это нравится.
Мне гордо оттого,
что им со мной не справиться,
не сделать ничего.
С небрежною высокостью
гляжу на их грызню
и каменной веселостью
нарочно их дразню.
Но я, такой изученный,
порой едва иду.
Растерянный, измученный,
вот-вот и упаду.
26
И без улыбки деланной
я слышу вновь с тоской,
какой самонадеянный
и ловкий я какой.
С душой, для них закрытою,
я знаю — все не так.