Обещание
Шрифт:
а не хватило мужества дойти.
Он слишком поздно понял всю напрасность
и всю опасность отдыха в пути...
И, в душу самому себе уставясь,
я чувствую —
наступит мой черед.
Она придет,
придет, моя усталость,
не скоро,
но когда-нибудь придет.
Мне очень трудно будет,
может статься.
Дай силы,
жизнь,
перебороть ее,
в пути остаться,
выдержать,
не сдаться
и продолжать
движение
1954
* * *
Не знаю я,
чего он хочет,
но знаю —
он невдалеке.
Он где-то рядом,
рядом ходит
и держит яблоко в руке.
Пока я даром силы трачу,
он ходит, он не устает,
в билет обвернутую сдачу
в троллейбусе передает.
Он смотрит,
ловит каждый шорох,
не упускает ничего,
не понимающий большого
предназначенья своего.
Все в мире ждет его,
желает,
о нем,
неузнанном,
грустит,
а он но улицам
гуляет
и крепким яблоком хрустит.
Но я робею перед мигом,
когда, поняв свои права,
он встанет,
узнанный,
над миром
и скажет новые слова.
1956
* * *
Поэзия — великая держава.
Она легла на много верст и лет,
строга,
невозмутима,
величава,
распространяя свой спокойный свет.
В ней есть большие,
малые строенья,
заборы лжи и рощи доброты,
и честные нехитрые растенья,
и синие отравные цветы.
И чем подняться выше.
тем предметней
плоды ее великого труда —
над мелкой суетливостью предместий
стоящие сурово города.
Вот Лермонтов под бледными звездами
темнеет в стуках капель и подков
трагическими очерками зданий,
иронией молчащих тупиков.
Село Есенине сквозь тихие березки
глядит в далекость утренних дорог.
Г удит,
дымится
город Маяковский.
Заснежен, строг и страстен город Блок.
В густых садах равнины утопают,
гудят леса без тропок и следов,
а вдалеке
туманно проступают
прообразы грядущих городов...
1956
* * *
И.
Когда я думаю о Блоке,
когда тоскую по «ему,
то вспоминаю я не строки,
а мост, пролетку « Неву.
И над ночными голосами
чеканный облик седока —
круги под страшными глазами
и черный очерк сюртука.
Летят навстречу светы, тени,
дробятся звезды в мостовых,
и что-то выше, чем смятенье,
в сплетенье пальцев восковых.
И, как в загадочном прологе,
чья суть смутна и глубока,
в тумане тают стук пролетки,
булыжник, Блок и облака...
1956
39
Какое наступает отрезвенье,
как наша совесть к нам потом строга,
когда в застольном чьем-то откровенье
не замечаем вкрадчивость врага.
Но страшно ничему не научиться
и в бдительности ревностной опять
незрелости мятущейся, но чистой
нечистые стремленья приписать.
Усердье в подозрениях не заслуга.
Слепой судья — народу не слуга.
Страшнее, чем принять врага за друга,
принять поспешно друга за врага.
1957
Бойтесь данайцев, дары приносящих...
О, бойтесь ласковых данайцев,
не верьте льстивым их словам.
Покою в руки не давайтесь,
иначе худо будет вам.
Они вас хвалят,
поднимают,
они задуманно добры
ивас
у вас же отнимают,
когда подносят вам дары.
Не поступайте так, как просят.
Пусть видится за похвалой
не что они на лицах носят,
а что скрывают под полой.
Пусть злость сидит у вас в печенках,
пусть осуждают вас, корят,
но пусть не купят вас почетом,
уютом не уговорят...
1956
* * *
* * *
У трусов малые возможности.
Молчаньем славы не добыть,
и смелыми из осторожности