Обещания и Гранаты

Миллер Сав Р.

Она качает головой.

— Дело не в этом, Кэллум.

Мое имя, так легко слетающее с ее губ, заставляет мою грудь сжаться, и я встаю на ноги, подходя к куче грязи. Она не ошибается; ни один из цветов даже не пророс, почва такая же коричневая и аккуратная, какой была, когда мы ее закладывали.

— Это не имеет большого значения, — говорю я, протягивая руку, чтобы заправить прядь волос ей за ухо. — Когда ты не преуспеваешь в чем-то одном, ты не опускаешь руки и не прекращаешь попытки. Ты переходишь к следующему, пока не найдешь то, в чем ты хорош.

Она

корчит гримасу.

— Я уже знаю, в чем я хороша, но спасибо за вотум доверия.

Отстраняясь, она наклоняется, роется пальцами в грязи, как будто ищет хоть один признак жизни. Я скрещиваю руки на груди, наблюдая.

— Тогда почему этот сад так важен для тебя?

Остановившись, она оглядывается через плечо, копается руками в земле.

— Я хотела что-то в Асфодели, что было бы похоже на мое. Мой балкон дома был покрыт всевозможными растениями, и я выходила и читала, окруженная свежими цветами, и просто чувствовала себя умиротворенной. Я подумала… может быть, если бы я попыталась воссоздать это чувство, мне не было бы здесь так одиноко.

И снова этот укол вспыхивает у меня в груди, как будто шипы вонзаются в мои мышцы и отравляют меня. Она отводит взгляд, вытирая указательным пальцем под правым глазом, и я вспоминаю о своей миссии здесь.

Что она пешка в великом замысле вещей. Невольный участник игры, гораздо более масштабной, чем она даже понимает. Средство достижения цели.

Хотя это не мешает мне сказать ей следовать за мной, когда я быстрыми шагами скольжу по заднему двору, преодолевая расстояние до запертых на висячий замок ворот, граничащих с пляжем. Она вскакивает на ноги вслед за мной, любопытство сильнее жалости к себе, держась поближе ко мне.

Открывая старые ворота, длинная полоса изношенного черного камня делит полосу золотого песка пополам, ведя по тропинке вниз к полуразрушенному причалу. Перед песком, прямо там, где он встречается с травой, цветут самые яркие дикие пляжные розы, окрашивая местность в красивые оттенки розового и фиолетового.

— Считай, что это твой… Элизиум, моя маленькая Персефона.

Елена сияет, окидывая взглядом цветы, на ее губах появляется искренняя улыбка.

— Это прекрасно.

Мой взгляд падает на нее, оценивая открывающийся вид.

— Да, — говорю я, и когда она поднимает взгляд, ее улыбка слабеет, щеки превращаются в цветочки.

Она смотрит на голубую воду, затем сжимает край футболки между пальцами.

— Какая часть этого пляжа уединенная?

— На многие мили вокруг нет другого дома. — Это единственная причина, по которой я чувствую себя комфортно, выпуская ее за пределы участка, который вижу из дома.

Драматически надув губы, Елена задирает рубашку через голову, обнажая выпуклость своей обнаженной груди и маленькую татуировку в виде граната. Сразу же мой член встает по стойке смирно, мой язык жаждет пробежаться по линии, которую я практически выучил наизусть на данный момент.

— Облом, — говорит она, зацепляя большие пальцы за эластичный пояс своих белых хлопчатобумажных шорт и стягивая их с бедер. Распутывая волосы из пучка, она

освобождает темные пряди, полностью обнаженная, когда отступает от меня. — Думаю, нам придется найти другой способ сделать это более интересным.

Я сглатываю, мой язык отяжелел во рту.

— Сделать что более интересным?

— Купание нагишом.

Повернувшись на каблуках, она устремляется к воде, совершенно не смущаясь того, как морской воздух сталкивается с каждой плоскостью и изгибом ее тела.

Я стою на берегу, наблюдая, как она заходит в воду по колено и поворачивается, чтобы посмотреть на меня.

— Ну? Разве ты не идешь?

Она шевелит бровями, и я снова сглатываю, комок встает у меня в горле.

Никто никогда не видел меня голым.

Мне даже не нравится мельком видеть изуродованную топографию моего тела, яркие напоминания о жизни, навязанной мне до того, как я понял, на что соглашаюсь.

Чем дольше Елена стоит в воде, терпеливо ожидая, тем более неловко я себя чувствую из-за ее пристального внимания. Я уже слишком озабочен тем, как она смотрит на меня, и в глубине моего сознания мелькает неприятная мысль, что, возможно, именно это оттолкнет ее от меня.

Может быть, она наконец поймет, что я монстр, о котором ее всегда предупреждали.

— Я не кусаюсь, — кричит она, погружаясь все глубже в воду, складывая руки чашечкой на груди, углубляя ложбинку между грудями. — Ну, точнее кусаюсь, но тебе это нравится.

Фыркая вопреки себе, я слегка качаю головой, мой член напрягается в пределах моих штанов. Оно пульсирует, отчаянно желая воссоединиться с ней, и, наконец, я выдыхаю, вспоминая, как она сказала, что ей одиноко.

Как за все время, что мы на Аплане, я впервые вижу, чтобы она выглядела не несчастной, за исключением моментов сексуальных действий.

И поэтому, хотя мне кажется, что я сдираю с себя кожу заживо, когда начинаю расстегивать пуговицы на рубашке, но все равно это делаю.

ГЛАВА 26

Елена

Он говорит мне закрыть глаза, что мне не нравится, учитывая тот факт, что я только что прошла ту точку в океане, где мои ноги могут касаются дна. Но я делаю это, потому что он начинает выглядеть немного зеленым, и я не хочу усугублять ситуацию.

Я не знаю почему, но у этого мужчины какой-то комплекс по поводу своего тела. И хотя я уверена, что это то, во что мне не следует совать нос, я просто не знаю, сколько еще раз я смогу заняться сексом с полностью одетым мужчиной и не чувствовать себя проституткой.

Вода рябит, пульсирует на моей коже, и я слышу, как Кэл входит в нее, шипя, как будто она холоднее, чем он ожидал.

— Что? — Говорю я, мое зрение темнеет из-за закрытых век. — Бог Подземного мира не может справиться с небольшим холодом?