Обещанная колдуну
Шрифт:
Я разулыбалась — много ли внимания нужно влюбленной девушке, чтобы почувствовать счастье, — и замерла. Такие слова казались прелюдией к чему-то важному. После обычно следует признание: «Стань моей женой, Агата. Я люблю тебя и всегда любил».
Я ждала, а Даниель молчал. Смотрел. И будто бы снова видел не меня, а кого-то другого.
А потом что-то словно неуловимо изменилось. Его напряженные плечи расслабились, лицо разгладилось, точно он принял какое-то решение.
*** 20 ***
— Скучала
— Нет, не очень, — в тон ему ответила я.
«Скучала, ужасно скучала, ты же знаешь!»
— Я провела вечер в компании юного аристократа.
Я гордо продемонстрировала книгу, которая укатилась под бок и уже давно натирала кожу острым углом.
— Ах, этого аристократа! — воскликнул Даниель. — В таком случае я вызываю его на мужской разговор!
Он отобрал у меня книгу, а я, хохоча, принялась с ним бороться, пытаясь ее вернуть. Одеяло сбилось, оголив ноги, но в пылу сражения я совсем забыла о том, что мне уже не десять лет и что Даниель не должен видеть мои обнаженные икры до свадьбы. Я лягалась и смеялась, вспомнив, как в детстве в похожем сражении наставила Даниелю синяков.
Я смеялась до тех пор, пока Даниель не сжал одной ладонью мою ступню, останавливая ее на подлете, а другой — икру. Мои ноги были полностью в его власти. А я оказалась беспомощной, лежащей перед ним на спине. Да еще вспомнила, что панталончики сейчас сушатся у окна, и кровь бросилась к лицу. От взгляда Даниеля меня скрывал край одеяла, но стоит ему подняться чуть выше, мой конфуз станет очевиден.
Я замерла, тяжело дыша под его пристальным взглядом. Но вот Даниель пощекотал мою пятку, и я фыркнула.
— Какая сладкая ножка.
Даниель наклонился и куснул меня за большой палец на ноге. Я вздрогнула и вскрикнула. Не от боли. От необычности происходящего. Во всех наших играх и сейчас, и прежде мы не заходили так далеко.
— Пусти… — прошептала я, придавливая одеяло к бедрам.
— Не бойся, галчонок. Чего ты боишься? Это же я.
Это был Даниель. Мой Даниель. И все же раньше он не смотрел на меня так… Так… Я не могла подобрать слов.
Даниель медленно-медленно убрал мои руки с одеяла, освобождая его. Мое горячее бедро было в паре сантиметров от его пальцев. Свечи в комнате почти все погасли, продолжала светить только та, что стояла на окне, ведь я специально выбрала самую большую.
Я быстро дышала, в груди сделалось горячо, и я никак не могла остудить этот жар. Я слышала, что и дыхание Даниеля сбивается, а еще он иногда сглатывает, будто что-то мешает в горле.
Я знала, чего он хочет. Я была невинной, но все-таки не дурой.
— Не могу, не могу… — пробормотала я. — Нельзя ведь… Нельзя…
— Почему же нельзя?
И голос у Даниеля был какой-то новый, лукавый.
— Ну, ну, ну… — сказал он уже тише. — Ведь ты меня любишь…
— Люблю…
Это было чистой правдой. И в принципе, какая разница, когда это произойдет — сейчас или позже, когда мы произнесем необходимые клятвы? Ничего уже не изменится, я стану ему настоящей
Он потянул одеяло, будто спрашивая разрешения, и я позволила ткани скользнуть по ногам, обнажая их до самых бедер. Мы оба приглушенно ахнули.
— Тихо, тихо…
Даниель положил обе руки мне на бедра и потихоньку заскользил по коже, которая вмиг покрылась пупырышками.
— А где твои панталончики, хитруля? — улыбнулся он. — Знала, что я приду?
Я замотала головой, готовая начать оправдываться, но Даниель запечатал мой рот поцелуем еще более страстным, чем вчера. Одна его рука легла на мой обнаженный живот и обжигала, точно была горящим углем. И этот второй поцелуй вышел у меня неловким, но Даниель только рассмеялся и снова сказал, что я открываю рот, будто птенец.
После того, как одеяло больше не укрывало меня, он вдруг сделался гораздо смелее и будто старше. Он точно знал, что делать, в отличие от меня. И хотя он часто дышал, охваченный желанием, не терялся и все дальнейшее взял на себя.
Хотел приподнять мою рубашку еще выше, но я вцепилась в подол и закусила губу.
— Ладно, — согласился он. — Это после.
Зато свою рубашку стянул через голову, обнажая крепкий торс. Меня наполнила нежность, когда я посмотрела на его белые плечи. Почему-то снова вспомнила маленького Даниеля в брызгах воды — летом нас иногда вывозили на озеро, где мы резвились на мелководье.
— Приподнимись-ка.
Я не поняла зачем, но послушалась. Он подсунул рубашку под мои бедра.
— Потом выкину. Не менять же белье.
Я опять задохнулась, испугалась, а Даниель с каждой секундой становился все увереннее.
— Надо тебя немного подготовить. Не пугайся.
Не пугайся? Я охнула, выгнулась дугой, когда пальцы Даниеля тронули тайное, стыдное. Неосознанно я попыталась отстраниться, но он удержал мои колени, надавил, раздвигая.
— Ты ведь хочешь, чтобы все прошло хорошо? Будешь послушной девочкой?
Не знаю, что я должна была чувствовать по мнению Даниеля, но я ощущала только стыд, и самую капельку было больно. Не знаю, как так получилось и почему я начала плакать, но Даниель глянул даже сердито.
— Плакса…
Но потом нежно погладил по щеке.
— Ну что ты, что… Разве ты этого не хочешь?
Я не знала ответа. Разве этого вообще можно хотеть? Этого вообще кто-нибудь хочет? Но я любила Даниеля, мечтала прожить с ним жизнь, и если для этого требуется немного потерпеть, что же, от этого еще никто не умирал…
Я судорожно кивнула несколько раз. Щеки мои горели, сердце стучало.
Поцелуй, страстный, обжигающий, меня уже не удивил. Я даже, кажется, приспособилась и делала робкие попытки ответить. Даниель целовал меня довольно долго, так что голова начала кружиться. Я не заметила, как рубашка оказалась задрана и как сам он уже освободился от одежды.
Он взял меня за бедра, притягивая к себе. И было в этом жесте что-то животное, что-то собственническое, древнее и опасное. Я вздрогнула, стремясь сжать колени, но он не позволил.