Обещай мне чудо

Кемден Патриция

– Ах, моя дорогая, дорогая Кэт, – сказал он и, оттолкнувшись от дерева, повернулся к ней спиной, желая скрыть неприкрытое желание, которое, как он знал, непременно отразится в его глазах. Он не мог думать о той ночи без сладострастного волнения.

– О Боже! – воскликнула она в полном замешательстве.

Он почувствовал легкое движение воздуха, когда она бросилась мимо него, направляясь в глубь леса.

– Кэт! – окликнул он и побежал за ней, причем каждый его шаг покрывал два ее шага. – Кэт, нет! Не думай, что я… – Она бежала очень быстро, и Александр понимал, что испытанное ею унижение

делает ее бег еще более стремительным. – Пожалуйста! Ты не так поняла.

Она продолжала все быстрее углубляться в лес.

– Черт побери, Кэт, стой!

Становилось трудно различать ее среди деревьев. Ее фигура, казалось, сливалась с длинными лунными тенями, делавшими ее очертания неясными, почти нереальными. Лицо его было влажным и холодным от капель растаявшего на щеках и лбу снега. Они напоминали слезы, хотя он уже мог забыть, что это такое, так как много лет не плакал. Александр вытер лицо. Впереди, похоже, была какая-то прогалина, хотя, может, то была иллюзия. Очень многое из того, что он когда-то считал реальным и устойчивым, исчезло, и это порождало вызывающее озноб противоположное чувство, будто то, что он считал иллюзорным, может оказаться осязаемым. Он зацепился носком сапога за торчащий из-под снега корень, споткнулся и, невольно вытянув вперед руку, схватился за дерево.

Кора дерева оказалась мягче обычного, и Александр впился в нее пальцами, словно его прикосновение могло оживить ее. Дышал он тяжело, но не настолько, чтобы не услышать подавленных рыданий, доносившихся с другой стороны дерева.

– Кэт, – произнес он, и это слово прозвучало как самая короткая, но и самая искренняя из молитв, когда-либо произнесенных им. Он заключил ее в объятия, крепко прижал и принялся покачивать взад и вперед, словно это движение могло облегчить ее боль. – Моя Кэт, моя Кэт, моя Кэт, – словно заклинание повторял он, а она плакала, уткнувшись в его плащ, – я не хотел… То были мои сны, Кэт. Та ночь на постоялом дворе постоянно присутствовала в моих снах, ночь за ночью. Сладостная мука. Пожалуйста, прости меня. Я сам смеялся над собой, потому что хотел, чтобы мои сны воплотились в жизнь.

Она снова всхлипнула.

– Ну что можно сказать о такой женщине, как я? – пробормотала она, уткнувшись ему в плечо.

– О да, это трудно, моя Кэт. Но есть слова, которые о тебе. – Она попыталась отстраниться, но он удержал ее. – Прекрасная. Страстная. Упрямая. Блистательная. Храбрая. – Он поцеловал ее в волосы. – А в общем самая удивительная женщина, какую я когда-либо знал.

Она сквозь слезы засмеялась.

– Я не плакала уже много лет и не думала, что способна на слезы. – Ее руки скользнули к нему под плащ и обняли его. – К тому же из-за такой глупости, как гордость.

– Кажется, мы оба… устали, – сказал он. – Давай вернемся в Леве и…

– Что это там впереди? – спросила Катарина, вглядываясь в ту сторону, где он заметил прогалину. Александр увидел, как она прищурилась, всматриваясь в кружево светотени, отделявшее их от того, что лежало впереди. – Кажется, это… – Она с отсутствующим видом отстранилась от него. – Я и не заметила, что так далеко забрела. – Недоверчиво прижав руку ко рту, Катарина направилась к

прогалине.

Александр последовал за ней.

– Кэт? – окликнул он, но она не отозвалась. Прогалина оказалась ближе, чем им казалось, и уже через несколько секунд Кэт стояла на краю маленького луга и смотрела на хижину, когда-то, очевидно, принадлежавшую угольщику.

– Я и не заметила, что так далеко забрела, – повторила она.

И казалось вполне естественным, что он обвил рукой ее плечи, и так же естественно, что она приникла к нему.

– Столько раз сменились времена года с тех пор, как я покинула это место. Столько новых полей засеяли и сняли с них урожай, полей, которые я уже не мечтала увидеть зелеными, с пустившими ростки овсом, льном и пшеницей. И смех! Смеха вокруг оказалось больше, чем я думала.

– Ты жила здесь? – спросил он. – Я думал, ты направилась прямо в Леве.

Она покачала головой.

– Первое время… был конец зимы, днем шел дождь, пронизывающий до костей, холод по ночам, в темноте падал снег, а по утрам солнечные лучи растапливали его, превращая в непроходимую грязь. А Леве. Мой сияющий дом. Безопасная крепость, способная защитить от всех бед, ниспосланных мне судьбой. – Оборвав себя на половине фразы, она засмеялась своим фантазиям, но за ее смехом Александр ощутил горечь. – Ну, во всяком случае, я так думала. До тех пор, пока не увидела его. Тогда я уже считала, что я выплакала все слезы, но они нашлись. Как же я плакала, когда увидела его! Я почувствовала, что понесла такую утрату, словно небеса отвергли мою душу! Леве почти превратился в руины.

Они медленно направились к хижине. Александр ласкал взглядом ее освещенный лунным светом профиль.

– Так, значит, ты жила здесь до тех пор, пока не сделала Леве пригодным для жилья.

Он скорее почувствовал, чем услышал ее усмешку.

– Думаю, жила – слишком громкое слово. Пожалуй, ютилась подойдет больше. Мы ютились, прячась от дождя, сбивались в кучу у жалкого огня, прижимаясь друг к другу, чтобы укрыться от ветра, дувшего в каждую щель.

В его грудь словно впились ледяные пальцы.

– Мы? – осторожно спросил он.

– Мы, – подтвердила Катарина, – Изабо, я и матушка Кураж, – она озорно улыбнулась и ударила ногой по угловому столбу маленького загона для скота. – Матушкой Кураж звали нашу козу. Самое драгоценное животное во всем христианском мире.

– Да, она помогла вам выжить.

Катарина покачала головой.

– Она помогла выжить Изабо. И только это имело значение.

Она остановилась перед неподвижно висящей кожаной занавеской, служившей дверью, и Александр почувствовал, что она колеблется.

– Одну минуту, – прошептал он, отстраняя ее, затем вытащил из-за голенища нож, отодвинул кожаную занавеску и, проскользнув внутрь, поспешно осмотрел помещение. Было очевидно, что там давно никто не жил, возможно с тех самых пор, как отсюда ушла Кэт.

Он отдернул занавеску и, взмахнув шляпой, отвесил ей изящный приглашающий поклон.

– Добро пожаловать в замок мамаши Кураж, мадам Кураж и малютки Кураж.

Она, засмеявшись, переступила через порог.

– Скорее уж мадам Сутолоки и малютки Сутолоки.