Обещай мне чудо

Кемден Патриция

– Фон Меклен добивается у французов если не оружия, то денег, – приводила аргументы Катарина. – Амалия Гессе-Кассельская ненавидит французов! Они захватили ее земли, стали причиной гибели ее супруга…

Александр взял верхнюю бумагу из кипы, лежавшей около его правой ноги, и помахал перед нею.

– И поддержали ее в борьбе против императора за объединение протестантов и католиков.

– Ее поддержали Франция и Швеция! И политические симпатии Гессе-Касселя принадлежат именно Швеции

со времени правления ее свекра. Не Франции.

Александр со вздохом откинулся на спинку стула.

– Проклятье, проклятье, проклятье, – бормотал он. – Все они так! За тридцать лет войны каждое княжество, каждое владение маркграфа, каждое графство, каждый город, наверное, полдюжины раз переходили с одной стороны на другую и больше маневрировали в поисках мира, чем войска на полях сражений.

Он выпустил из рук бумагу, и она упала на пол. Катарина подняла лист и в задумчивости взяла его уголок в рот.

– Все завязалось в узел, который нам не распутать. Но, возможно…

Она положила бумагу на место.

– Да?

– Возможно, мы пытаемся идти против ветра, а следовало бы приблизиться с подветренной стороны, как сказал бы Эрнст.

– Не понимаю.

– Мы пытаемся вычислить, кто будет сражаться на стороне фон Меклена или по крайней мере поддержит его. Может, нам следует прикинуть, кто не войдет в коалицию. – Она схватила две стопки и отдала их Александру, затем стала просматривать две другие. – Мы должны выяснить, что некоторые из правителей говорили на мирном конгрессе и, что еще более важно, за что боролись. Курфюрст Трира…

– За мир, – сказал Александр, просматривая стопку бумаг. – Готов пойти на уступки Франции, даже протестантам, ради мира.

Катарина кивнула.

– Хорошо. Тогда он вряд ли вступит в союз с фон Мекленом.

Они быстро просмотрели донесения: Брунсвик, Аугсбург, Оснабрюк, Швабия…

Она бросила взгляд на этот лист и нахмурилась.

– Ты что-нибудь знаешь о Швабии?

Он посмотрел свои записи.

– Приор Адами представляет…

Она покачала головой, и он замолчал.

– Нет, – сказала она. – Все это ничего не значит.

– Катарина, – пробормотал он и ласково провел рукой по ее распущенным волосам.

– Это не имеет отношения к делу, – сказала она, и голос ее чуть заметно дрогнул. Он, ничего не говоря, продолжал гладить ее волосы. – Пару лет назад, – тихо начала она, – женщина, ее муж и трое детей – два мальчика и маленькая девочка года на четыре старше, чем Изабо, – проходили через Леве. Они были родом из Швабии и поведали, что там царят ненависть, жадность и зависть. Война превратила людей в животных, они едят кору и траву и не верят больше в Бога. – Катарина вытерла глаза тыльной стороной руки, опасаясь, как бы не размазать чернила на бумагах. – У них были такие пустые глаза, Александр. Даже у детей… печальные, потерянные, пустые глаза. Сердце мое разрывалось при виде их. Я умоляла их остаться, но они только взяли каравай хлеба, испеченный Луизой, и небольшую головку сыра, которую я купила за день до того у фламандского купца. Ничего больше. И они не остались,

как я их ни умоляла. «Бог не покинет нас», – это все, что сказала женщина, затем они снова отправились в путь.

– Ты сделала все, что смогла, Катарина. Не могла же ты силой заставить их остаться, – произнес он.

– Знаю, – отозвалась она, робко улыбнувшись, благодарная за его доброту. – Но они выглядели такими потерянными, словно не могли понять, что с ними происходит… – Она снова вытерла глаза, затем крепко сжала в руке бумаги и потрясла ими. – Но давай продолжим. Я очень хорошо могу представить, как нечто подобное может произойти со мной и Изабо.

– Не произойдет до тех пор, пока я жив, – ровным голосом произнес Александр, будто давая обет.

Она засмеялась сквозь слезы.

– И это должно меня утешить?

Он убрал руку с ее головы и опустил себе на бедро.

– Да, должно.

– Ну, хорошо. Спасибо, конечно. Но если не возражаешь, я предпочла бы обсуждать воюющих ландграфов, а не мертвых полковников.

– Я еще не умер.

Она показала на разбросанные вокруг бумаги:

– Разве не в этом суть всего этого?

Он снова погладил ее по волосам, на этот раз мимолетно, и сказал:

– Только отчасти. Только отчасти.

Она на мгновение прижалась головой к его руке, затем снова вернулась к неспокойным землям, формирующим немецкие государства: Бранденбург, Саксе-Веймар, Бавария…

Несколько часов спустя угли в камине жарко пылали, когда Александр просунул руки под свернувшуюся калачиком Кэт. Она всего лишь на минутку сонно прилегла перед огнем, а теперь час спустя он поднял ее, все еще сжимающую в руке бумагу, с ковра. Она что-то тихо забормотала, когда он положил ее на кровать, затем сел рядом с ней, облокотившись на подушки. Он провел пальцем по ее профилю ото лба до кончика носа, и сказал:

– Мы многого добились, моя прекрасная Кэт. Теперь по крайней мере мы представляем, как надо готовиться.

– М-м-м, – промычала она, обвивая его руку своей. – Нам необходимо… х-м-м… осмотреть… Алте… Алте…

– Алте-Весте, – закончил он за нее, и она кивнула. – Мы с Трагеном поедем туда через несколько дней после утренней службы Франца в праздник Сретения.

Пальцы ее крепко обхватили его руку, впиваясь в ткань сорочки.

– Мы поедем, – заявила она, и голос ее прозвучал менее сонно, чем прежде. – Траген может сопровождать нас, если захочет. Но я поеду.

– Кэт.

Приподнявшись, она оперлась на подушки и скрестила руки на груди.

– Да?

Он, вздохнув, подошел к камину, чтобы помешать угли, и подложил еще два полена.

– Поездка будет тяжелой.

Она с отвращением фыркнула из-за того, что он использовал такой аргумент в разговоре с ней.

– Хорошо, – сказал он. – Она будет небезопасной.

Она приподняла бровь.

– Нет, я знала бы об этом. Я поехала туда в первое же лето, так как хотела удостовериться, что оттуда можно не ждать сюрпризов. В крепости никого не было.