Обещай мне эту ночь
Шрифт:
Глава 8
Ну почему, почему, почему у меня всегда вылетают не те слова в самый неподходящий момент? Не думаю, что мама будет расстроена тем, что миссис Сноупс больше к нам не ходит. А ее ручная обезьянка и в самом деле поразительно походит на ее покойного мужа. Вот я и подумала, что она находит утешение в том, чтобы постоянно иметь рядом его подобие. Папа сказал, что однажды моя склонность говорить, прежде чем думать, доведет меня до беды!
Из переписки мисс Изабеллы Уэстон, тринадцати
Письмо к тетушке Кэтрин, маркизе Шелдон, о неуместности упоминания при женщине, что ее усопший супруг имел неоспоримое сходство с домашним любимцем.
Июнь 1791 г.
Павильон, небольшой крытый тростником домик, построенный дедом Джеймса в ту пору, когда подобные сооружения входили в моду, был расположен в небольшой рощице позади огороженного стеной сада. Когда Джеймс, Генри и Изабелла были детьми, маленькое строение служило им средневековым замком, пиратским кораблем и даже африканскими джунглями. Здесь они хранили все свои сокровища и прятались от злых гувернанток, рассерженных родителей и возмущенных учителей. Позже, припомнил Джеймс, они с Генри использовали это место для свиданий с деревенскими девчонками.
Джеймс так погрузился в воспоминания, что совсем не смотрел под ноги и, поскользнувшись на мокрой траве, едва удержался на ногах. Он промок и замерз, его терзало чувство вины и слепил гнев, и он совсем не думал о том, что окажется в маленьком тесном помещении наедине с Изабеллой. В особенности когда она, должно быть, так же промокла, как и он, и ее платье наверняка облепило ее тело.
Джеймс снова поскользнулся, но на этот раз ему не удалось удержать равновесие. Вот дьявольщина, подумал он, счищая грязь со своих брюк. Это было напоминание, и весьма своевременное, что испытывать вожделение к Изабелле Уэстон опасно — опасно для его здоровья, для его сердца и для самой его души. Плохо только, подумал он, когда впереди показался домик, что ему потребовалось так много времени, чтобы вспомнить об этом.
Изабелла настолько была поглощена своим горем, что даже не услышала, как он отворил дверь, которую, на его счастье, она не сообразила закрыть на засов. Она сидела, съежившись у дальней стены, уткнувшись головой в колени.
— Иззи, — окликнул ее Джеймс. Изабелла не подняла головы, но по тому, как напряглись ее плечи, он понял, что она его слышала. Джеймс подступил на шаг ближе.
— Уходи, — сказала она. — Сейчас же уходи. — Он не двинулся с места. — Пожалуйста, — добавила Изабелла.
Джеймс подошел к девушке, опустился рядом с ней на пол и, обняв, усадил к себе на колени, как много раз делал, чтобы утешить, когда она была маленькой.
Но теперь она уже была взрослой, и его тело мгновенно отреагировало на ее близость. Усилием воли он сумел взять себя в руки, благодаря Бога за холодную промокшую одежду. Крепко прижимая девушку к себе, он прошептал в ее влажные волосы:
— Боже мой, Иззи, прости меня. Мне так жаль.
Иззи била дрожь. Джеймс коснулся ладонью ее щеки.
Кожа ее была холодна как лед, и Джеймс понял, что надо поскорее проводить девушку домой, не то она заболеет.
— Пойдем, дорогая, — сказал он, подхватив Иззи на руки.
Ласковые слова, так бездумно произнесенные
Джеймс, подбоченившись, сердито смотрел в спину Изабелле. Будь оно все проклято! Он тоже устал, промок и замерз. К тому же его терзало чувство вины, а также еще целый букет эмоций, в которых он не склонен был разбираться, но твердо знал, что точно не хочет их испытывать. Джеймс подошел к девушке и положил руку на ее влажное поникшее плечо. Ощутив, как она вздрогнула от его прикосновения, он внутренне ощетинился, стараясь отгородиться от боли, которую причинило ему это открытие.
— Иззи, ты промокла до мозга костей. Послушай, я знаю, что не очень нравлюсь тебе сейчас, но ты должна позволить мне отвести тебя домой. — Она ничего не ответила, и Джеймс сердито сжал челюсти. — Ну что ж, если на то пошло, я на руках отнесу тебя в этот чертов дом.
Он попытался поднять ее, но Изабелла увернулась.
— Нет, нет! Я никуда не пойду с тобой! — вскрикнула она.
— Ради всего святого, Изабелла, ты окоченела! У тебя зубы стучат, словно испанские кастаньеты. Ты заболеешь, и меня будут мучить угрызения совести. Ну, давай же, пойдем домой, где…
— Угрызения совести? — Она гневно посмотрела на него. — У тебя нет совести! У тебя нет сердца! — Она ударила его.
— Довольно! — рявкнул Джеймс.
— У тебя нет сердца, потому что люди с сердцем нуждаются в других людях, любят других людей. Но не ты. Не Джеймс Шеффилд. — Он сделал движение в ее сторону, но она отступила, вытирая слезы, струившиеся по ее щекам.
— Нет, ты такой независимый. Самодостаточный. Мужчина. Ты нужен мне, — задыхаясь, вымолвила она, — но тебе ничего не нужно. Ты просто…
— Я сказал, довольно, черт тебя возьми! — Он рванулся к ней и обхватил ее руками. Его пальцы вцепились в ее спутанные мокрые волосы, удерживая голову неподвижно. Прижавшись щекой к ее виску, он ощущал ее горячее неровное дыхание на своей шее. — Ты думаешь, я не хочу тебя? — с недоверием спросил он. — Ты думаешь, я не хочу тебя?!
Тогда почему?
Он не стал притворяться, будто не понял. Она хотела знать, почему он отказывается жениться на ней.
— Все очень сложно, запутанно.
Она недоверчиво приподняла бровь. Значит, придется ей рассказать. Ему следовало бы догадаться. С ней всегда так — или все, или ничего.
— Можем мы по крайней мере поговорить об этом, когда согреемся и обсохнем? — спросил он.
Она снова приподняла бровь, что, очевидно, означало «нет». Проклятие! К счастью, в домике имелся камин и запас сухих дров. Слава Богу, потому что ему не удалось бы раздобыть и сухого листочка под таким затяжным ливнем. Джеймс вздохнул и начал искать кусочек кремня и трутницу. Несколько минут молчаливого поиска увенчались успехом, и он принялся разжигать огонь. Вскоре жаркое пламя весело полыхало в камине. Джеймс сбросил сюртук и жилет, когда занимался камином, а теперь начал расстегивать рубашку.