Обещай мне
Шрифт:
— Ты хочешь сказать, она все еще ничего не знает? — Дороти ухватилась за его слова, как утопающий за соломинку.
— Я хотел сначала прояснить ситуацию здесь. — Он подумывал о том, чтобы рассказать матери, какой тяжелой выдалась для Эми прошедшая неделя, но потом понял, что это вряд ли сможет что-нибудь изменить.
— Тревис, не говори ей ничего, — попросила Дороти. — У нее своя налаженная жизнь, а ты можешь все сразу разрушить.
Нет, ему даже не придется ничего делать. Если Эми и дальше будет продолжать такую же жизнь, все для нее
— Ты сама поговоришь с отцом или мне рассказать ему? — Тревис старался говорить как можно мягче.
— Так ты это серьезно? — Она даже отшатнулась от него.
— Извини…
— Ты предпочел ее? Чужого человека родной матери?!
— Речь идет не о выборе.
— Если ты так поступишь, ты мне больше не сын, не желаю больше тебя здесь видеть — никогда!
— Тогда тебе придется сидеть в доме с опущенными шторами, — невозмутимо возразил Тревис. — Отца я бросать не собираюсь. Пока он здесь, я буду с ним рядом.
20
Тревис отправился в город, чтобы найти отца. В пути он почувствовал, как утомила его роль вершителя судеб. Он для нее явно не годился: слишком тяжелые решения приходилось принимать.
Если он расскажет отцу об Эми, обратного пути не будет. Тревис не знал другого такого человека, как отец, чья жизнь так неразрывно переплеталась с судьбами детей. Он ни за что бы не отвернулся от своего ребенка, как не бросил бы никогда умирать раненое животное.
Тревис решил посетить свой любимый уголок и провести несколько часов наедине с природой. Пусть отец еще немного побудет в счастливом неведении.
Тревис отправился в горы, вздымавшиеся за его домом, там он остановил машину в конце грунтовой дороги и дошел по тропинке до опушки. Через зеленую лужайку протекал ручей, не пересыхавший и в летнюю жару, его питали талые воды от снегов, почти никогда полностью не таявших на отдаленных вершинах.
У ручья лежал растрескавшийся обломок скалы. За многие века вода бессчетное число раз заполняла его поры, замерзала в них; камень крошился, от него отделялся кусок за куском. Постепенно в огромном валуне образовалось подобие кресла с мягкими подлокотниками из лишайников и пружинистым сиденьем из душистых сосновых игл, защищающих от холода камня.
Всякий раз, когда его что-то тревожило, Тревис приезжал сюда, чтобы подумать в одиночестве. Он часто бывал здесь на рассвете, иногда и в закатные часы. Но, покидая этот уголок, неизменно чувствовал покой и умиротворение: груз тревог и забот переставал угнетать его, верное решение приходило как-то само собой.
На этот раз знакомая поляна купалась в лучах щедрого летнего солнца. Сосны кокетливо хвастались нежными молодыми побегами, наполнявшими воздух стойким терпким ароматом. Белочки и бурундучки, потревоженные его вторжением, бросились врассыпную, но через несколько минут вернулись к прерванным
Тревис погрузился в раздумья. Предстоял нелегкий разговор с отцом и Шэрон. Тревис предпочел бы, чтобы мать сама рассказала обо всем отцу, но никак не Шэрон. Он не хотел, чтобы у сестры сложилось предвзятое мнение. Если бы Эми решилась приехать, Шэрон могла бы стать важным союзником. Когда появилась на свет Эми, она была уже достаточно большой, чтобы помнить, что в доме не появилось обещанного матерью малыша, и у нее могло сохраниться чувство потери.
Солнце уже светило Тревису в спину, тени деревьев удлинились, заметно похолодало. Оставаться дольше не имело смысла.
Он обещал дать матери время для разговора с отцом и очень надеялся, что она использовала эту возможность. Тревис бы с большей охотой рассказал подробности о жизни Эми, но самому открывать отцу всю правду ему не хотелось. Отец заслуживал полновесных объяснений, а дать их могла только мать.
Тревис побрел к машине. Подчиняясь внутреннему порыву, он заехал домой, проверить, нет ли сообщений от Дианы. К его большому разочарованию, никаких сообщений не поступало. Тревис вышел на крыльцо, собираясь снова уехать, и заметил приближающийся автомобиль Гаса. Тревису было достаточно взглянуть на отца, чтобы понять, с чем он приехал.
— Я рад, что застал тебя, — сказал Гас. Тревис спустился вниз и пошел ему навстречу.
— Хочешь, пройдем в дом, я поставлю кофе?
— Да… пожалуй. — Гас снял свою видавшую виды ковбойскую шляпу и забросил ее на сиденье.
Молча отец и сын вошли в дом.
Гас уселся за кухонный стол, а Тревис занялся кофе. Вскоре кухня наполнилась терпким ароматом. Тревис достал из буфета кружки и разлил кофе, добавив сахар в кружку отца.
Гас сделал большой глоток, потом поставил кружку на стол, прикрыл ладонью:
— Может быть, готовить ты и не мастер, но кофе у тебя отменный.
— Мне повезло с учителем, — ответил Тревис. Он выдвинул стул и тоже сел, вытянув вперед ноги. Они могли бы так сидеть, мирно обсуждая виды на урожай, или говорить о погоде или о покупке новой техники, но разлитая в воздухе напряженность отличала этот разговор от других.
— Мне недостает походов с ночевкой, когда мы говорили маме, что уходим искать заблудившихся животных, — внезапно вспомнил Гас. — Нет ничего приятнее, чем выбраться утром из спального мешка и подставить спину солнышку.
— Мы вполне можем наверстать упущенное. — Тревис дорого бы дал, чтобы прогнать печаль, затаившуюся в глазах отца.
— Я не прочь.
Повисло молчание, которое начинало становиться тягостным. Тревис не выдержал:
— Мама тебе рассказала? — Это было скорее утверждение, чем вопрос.
— Кое-что. — Гас снова отхлебнул кофе. На этот раз он не поставил кружку на стол, а долгим взглядом смотрел на темную поверхность, как будто силился прочитать на ней нужные слова. — Я приехал, чтобы узнать у тебя остальное.