Обет Ленобии
Шрифт:
Первое, что она заметила, это то, что он не принес ей бекон и бутерброд с сыром. Следующее, что она заметила — отсутствующее выражение его лица. Даже глаза казались темными и тусклыми. Вдруг он стал чужим.
— Как мне тебя называть? — голос его был столь же бесчувственным, как и лицо.
Она проигнорировала эту странность и ужасное чувство, поселившееся в животе, заговорив с ним так, как будто он спрашивал какую кисть использовать для чистки лошадей, и между ними все было хорошо.
— Меня зовут Ленобия,
— Ты лгала мне, — его тон остановил ее, и первый холодок отстранения прошел через ее тело.
— Не нарочно. Я не лгала тебе нарочно. — Она умоляюще посмотрела на него, чтобы он понял.
— Ложь, все еще ложь, — сказал он.
— Хорошо. Ты хочешь знать правду?
— Ты можешь ее сказать?
Она почувствовала себя так, словно он ударил ее.
— Я думала, ты меня знаешь.
— Я тоже так думал. И я думал, ты доверяешь мне. Может быть, я ошибся дважды.
— Я доверяю тебе. Причина, по которой я не призналась, я притворялась Сесиль, но когда мы были вместе, я была собой. Между нами не было никакого притворства. Только ты, я и лошади.
Она сморгнула слезы и сделала несколько шагов к нему.
— Я не лгала тебе, Мартин. Вчера, когда ты впервые назвал меня Сесиль… Помнишь, как быстро я ушла? — он кивнул. — Так получилось, потому что я не знала, что делать. Я вспомнила, что должна претворяться кем-то другим, даже перед тобой.
После долгого молчания, он спросил:
— Ты бы когда-нибудь сказала мне?
Ленобия не колебалась. Она говорила от своего сердца прямо в его..
— Да. Я бы рассказала тебе свой секрет, после того как призналась бы, что люблю тебя.
Его лицо ожило, и он покрыл несколько метров, разделяющих их.
— Нет, дорогая. Ты не можешь любить меня.
— Не могу? Уже люблю.
— Это невозможно. — Мартин притянулся, мягко взял ее руку и осторожно поднял ее. Затем он прижал свою руку к ее, бок о бок, плоть к плоти. — Видишь разницу?
— Нет, — тихо сказала она, пристально глядя вниз на их руки — их тела. — Все что я вижу, это тебя.
— Посмотри глазами, а не сердцем. Увидь то, что будут видеть другие!
— Другие? Разве не все равно, что они увидят?
— Причин больше, чем ты можешь осознать, дорогая.
Она встретилась с ним взглядом:
— Таким образом, тебя больше заботит, что подумают другие, чем то, что мы чувствуем, ты и я?
— Ты не понимаешь.
— Я понимаю достаточно! Я понимаю, как я чувствуя себя, когда мы вместе! Что еще здесь понимать?
— Много, много больше. — Он выпустил ее руку и повернулся, отходя к стойлу, чтобы встать рядом с одним серым.
Она проговорила ему в спину:
— Я сказала, что не буду лгать тебе. Можешь ты сказать мне то же самое?
— Я не буду лгать тебе, — сказал он, не оборачиваясь.
— Ты меня любишь? Пожалуйста,
— Правду? Какое значение имеет правда в таком мире, как этот?
— Она имеет большое значение для меня, — сказала она.
Он повернулся, и она увидела, что его щеки влажные от тихих слез.
— Я люблю тебя, дорогая. Я чувствую, что это убьет меня, но я люблю тебя.
Ее сердце чувствовало полет, она двинула к нему и взяла его за руку.
— Я уже не невеста де Силене, — сказала она, стирая его слезы.
Он положил руки поверх ее и прижал к своим щекам:
— Но они найдут для тебя кого-то еще. Того, кто больше заботится о своей красоте, чем о имени, — он поморщился, пока говорил, как будто от боли.
— Ты! Почему это не можешь быть ты? Я бастард — уверенна, бастард может выйти замуж за креола.
Мартин шутливо засмеялся:
— Да, дорогая. Бастард может быть с креолом, если бастард черный. Если она белая, они не могут вступить в брак.
— Тогда я не забочусь о том, чтобы выйти замуж. Главное, быть с тобой.
— Ты так молода, — тихо сказал он.
— Как и ты. Тебе не может быть больше двадцати.
— Мне будет двадцать один в следующем месяце. Но внутри я стар и знаю, что даже любовь не может изменить мир — по крайней мере, не в наше время.
— Я собираюсь изменить это.
— Ты знаешь, что с тобой сделает этот мир, думаешь, любовь может его изменить? Они узнают, что ты любишь и отдаешь себя мне, они повесят тебя или еще хуже. Они изнасилуют тебя, а потом повесят.
— Я буду бороться с ними. Чтобы быть с тобой, я буду противостоять миру.
— Я не хочу для тебя такого! Милая, я не хочу быть тем, из-за кого тебе причинят вред!
Ленобия отстранилась от его прикосновения.
— Моя мама сказала мне, что я должна быть храброй. Что я должна выдать себя за девушку, которая мертва, чтобы жить без страха. И я сделала эту ужасную вещь, хотя и была против, лгала и пыталась взять имя и жизнь кого-то другого. — Она говорила так, словно мудрая мать шептала эти слова ей на ушко. — Я боялась, так боялась, Мартин. Но я знала, что должна быть храброй для нее, а затем, каким-то образом, я стала храброй для себя. Теперь я хочу быть смелой для тебя, для нас.
— Это не смелость, дорогая, — сказал он, и его оливковые глаза наполнились грустью, а плечи резко опустились. — Это просто молодость. Ты и я, наша любовь, принадлежат другому времени и месту.
— Ты отрицаешь нас?
— Мое сердце не может, но разум — он твердит «охраняй, не позволь миру уничтожить ее». — Он шагнул к ней, но Ленобия обняла себя руками и отстранилась. Парень грустно качнул головой. — У тебя должны быть дети, дорогая. Дети, которым не нужно будет претендовать на белую кожу. Я думаю, ты знаешь слишком мало об этом, не так ли?