Обитатели миража (сборник)
Шрифт:
– Я тебе говорила. Тибур-Кузнец, он правит айжирами вместе с Люр. Он всегда приходит, когда я стою на Нансуре. Мы часто разговаривали друг с другом. Он очень силен, очень.
– Да?
– еще более раздраженно спросил я.
– А почему Тибур приходит, когда ты стоишь на мосту?
– Потому что хочет меня, конечно, - спокойно ответила она.
Моя нелюбовь к Тибуру-Смеху усилилась.
– Он не будет смеяться, когда я с ним встречусь, - пробормотал я.
Она переспросила: "Что ты сказал?" Я повторил. Она кивнула и начала говорить, и тут я заметил,
Из тумана вылетела большая птица. Она парила в пятидесяти футах над нами, глядя вниз злыми желтыми глазами. Большая белая птица…
Белый сокол ведьмы!
Я оттолкнул Эвали к пещере, продолжая следить за птицей. Трижды она пролетела надо мной, потом с криком метнулась в туман и исчезла.
Я пошел к Эвали. Она сидела на груде шкур. Она распустила волосы, и они падали ей на плечи, покрывая ее как плащом. Я склонился к ней и развел волосы. Эвали плакала. Она обняла меня за шею и тесно-тесно прижалась ко мне. Я чувствовал, как сильно бьется ее сердце.
– Эвали, любимая, бояться нечего.
– Белый сокол, Лейф!
– Это всего лишь птица.
– Нет, его послала Люр.
– Чепуха, милая. Птица летает, где хочет. Она охотилась… или заблудилась в тумане.
Она покачала головой.
– Лейф, я видела во сне белого сокола…
Я крепко держал ее; немного погодя она оттолкнула меня и улыбнулась. Но всю оставшуюся часть дня она не была веселой. А ночью спала беспокойно, прижималась ко мне, бормотала и плакала во сне.
На следующий день вернулся Джим. Я испытывал неловкость, ожидая его возвращения. Что он подумает обо мне? Не стоило мне беспокоиться. Он не удивился, когда я выложил перед ним карты. Тогда я понял, что, конечно, пигмеи разговаривают друг с другом при помощи барабанов, что им все известно, и они поделились этой новостью с Джимом.
– Хорошо, - сказал Джим, когда я кончил.
– Если ты не сможешь выбраться, для вас обоих это лучше всего. А если выберешься, возьмешь с собой Эвали. Возьмешь?
Это меня укололо.
– Послушай, индеец, не нужно так говорить со мной. Я ее люблю.
– Ладно, поставлю вопрос по-другому. А Двайану любит ее?
Вопрос как будто ударил меня по лицу. Пока я искал ответ, вбежала Эвали. Она подошла к Джиму и поцеловала его. Он похлопал ее по плечу и обнял, как старший брат. Она посмотрела на меня, подошла и тоже поцеловала, но не совсем так, как его.
Над ее головой я посмотрел на Джима. Неожиданно я увидел, что он выглядит уставшим и осунувшимся.
– Ты себя хорошо чувствуешь, Джим?
– Конечно. Немного устал. Я… кое-что видел.
– Что именно?
– Ну… - он колебался.
– Во-первых, тланузи… эти большие пиявки. Никогда не поверил бы, если бы сам не увидел, а если бы видел их до того, как мы нырнули в реку, предпочел бы волков: они по сравнению с тланузи воркующие голубки.
Он рассказал, что они в первую ночь разбили лагерь на дальнем конце равнины.
– Это место больше, чем мы считали, Лейф. Должно быть
На следующий день они прошли через лес, джунгли, заросли тростника и болото. И пришли наконец к дымящейся трясине. Над ней по возвышению проложена тропа. Они пошли по этой тропе и вскоре пришли к другой, поперечной. Там, где встречаются эти две дороги, из болота поднимается широкая круглая насыпь. Здесь пигмеи остановились. Из хвороста и листьев они разожгли костры. От костров пошел густой дым с сильным запахом, он медленно покрыл всю насыпь и потянулся на болото. Когда костры разгорелись, пигмеи начали бить в барабаны - странно синкопированным боем. Через несколько мгновений в болоте у насыпи что-то зашевелилось.
– Между мной и краем насыпи находилось кольцо пигмеем, - продолжал Джим.
– Я обрадовался этому, когда увидел, как эта штука выползает из воды. Вначале приподнялась грязь, потом стала видна спина, как мне показалось, огромного слизняка. Слизняк приподнялся и выполз на сушу. Это была пиявка, конечно, но от ее вида меня затошнило. От ее размеров. Она была не менее семи футов в длину, слепая, трепещущая, она лежала, раскрывая пасть, слушая барабанный бой и наслаждаясь запахом дыма. Потом появилась еще одна и еще. Через какое-то время сотня пиявок выстроилась полукругом, безглазые головы повернуты к нам, всасывают дым, дрожат под бой барабанов.
Несколько пигмеев встали, взяли горящие поленья и пошли по дороге, а остальные загасили костры. Пиявки двинулись за факелоносцами. Все остальные пигмеи шли сзади, подгоняя их. Я держался в тылу. Так мы шли, пока не пришли на берег реки. Тут барабанный бой прекратился. Пигмеи побросали горящие факелы в воду, потом туда же кинули раздавленные ягоды - не те, которыми натирали нас Шра и Шри. Красные ягоды. Большие пиявки, извиваясь, перевалили через берег и вслед за ягодами нырнули в воду. Все оказались в реке.
Мы пошли назад и вышли из болот. В ту ночь они разговаривали при помощи барабанов. Барабаны звучали и в предыдущую ночь, и все беспокоились; но я решил, что это то самое беспокойство, которое было, когда мы выступили. Они, должно быть, знали, что происходит, но не рассказывали мне. Вчера утром они были счастливы и беззаботны. Я понял, что что-то случилось, что они получили хорошую новость ночью. И они рассказали мне, почему они веселы. Не так, как рассказал бы ты, но все равно…
Он засмеялся.
– Этим утром мы перегнали свыше сотни тланузи и поместили их там, где, как считает малый народ, они нужнее всего. И пошли назад. И вот я здесь.
– И это все?
– подозрительно спросил я.
– Все на сегодня, - ответил он.
– Я хочу спать. Пойду лягу. А ты иди с Эвали и оставь меня до завтра одного.
Я ушел, решив завтра утром обязательно выяснить, что он скрывает; мне казалось, что путешествие и пиявки не объясняют его озабоченности.
Но утром я обо всем этом забыл.