Обитель душ. Книга 1. Окаянная душа
Шрифт:
В комнате сгустилось напряжение. Мальчик внимательно смотрел в глаза Нихэля, стараясь предугадать дальнейшие слова.
– Что это за место?
Мужчина отвлекся от созерцания свечи. Казалось, он смотрел на пламя, чтобы избавиться от удручающих его мыслей.
– Имя ему "Обитель Душ". Оно наполнено пустотой и рождено пустотой. Оно не ведает различий - и праведники, и грешники - ему все равны. Душа любого может оказаться там, в оплоте разложения жизни. Нематериальное не может гнить, но там даже душа обречена на вечное гниение.
–
– Голос Атаназа предательски дрогнул.
Нихэль печально склонил голову.
– Знай, я не говорю это отчаявшемуся и потерявшему себя человеку, потому что ты не такой. Я рассказываю это путнику, находящемуся в начале его пути. Смертного, но все же пути.
Атаназ громко сглотнул и сжался в комочек. Нихэль продолжал говорить:
– Мне неведомо, как попадают в Обитель Душ и есть ли выбор. Но я хочу сказать, если вдруг тебе предоставят этот выбор, никогда не обращай взор свой в сторону Обители Душ. Слышишь? Никогда!
В глазах Нихэля вспыхнул непонятный огонь, и он устремился к двери.
– Господин Рош!
Нихэль остановился, но не повернулся. С каким-то своим внутренним удовлетворением он отметил, что тон мальчишки остался прежним. Он не испуган, а значит, для него не все потеряно. Может быть, не в этой жизни, но там, за завесой существования, Атаназ Поль сможет выстоять свою душу. Или хотя бы попытается. Но даже попытки дорогого стоят.
Атаназ вновь позвал его, и на этот раз Нихэль обернулся.
– Насколько ужасно это место?
– спросил мальчик, серьезно глядя в бесцветные глаза мужчины у двери.
Нихэль, вздохнув, опустил взгляд, но тотчас вновь воззрился на мальчика.
– И заклятому врагу своему я бы не пожелал познать всей сути глубинной Обители Душ...
[К оглавлению]
АРКА 1. Пространство Земли ИСКУССТВО ВЫБИРАТЬ МЕРИЛА
Выживая - не сдавайся,
А умирая - кусайся...
[К оглавлению]
Глава 1 МИЛЫЙ СОЦИОПАТ
Я буду вращать этот мир на мизинце,
Мой путь отражен будет в каждой глазнице.
Я буду следить за падением грез,
За каждой капелью оправданных слез,
За рухнувшей башней земного господства,
За слабостью жизни в ее откровении,
За потерянным шансом узнать искупление,
И слышать я буду вздохи адского страха,
И ждать, предвкушая, последнего краха.
А когда, затерявшись в бесчинствующей мгле,
Потянешь с мольбою ты руки ко мне,
Не внемлю словам, мне скучно до боли,
А значит, не ждать ни спасения, ни воли,
Как редкого дара от Бога убийце,
Ведь теперь я вращаю миры на мизинце...
В воздух взвились пожелтевшие листья. В этом году осень наступила слишком рано. Казалось, что она не дала лету вволю порезвиться в последние мгновения его царствования, словно не в меру заботливая мамаша, цепким движением выхватывающая малыша из песочницы в разгар игры.
Раздосадованная вереница школьников недовольно пересекала границу, отделявшую мир мирского легкомыслия от мира черствых глубокомысленных идей и являвшую собой украшенные легкой ржавчиной школьные ворота.
Те, кому уже посчастливилось миновать "врата в бездну", они же школьные ворота, они же "пора сдавать на металлолом, а то скоро вальнутся и пришибут какого-нибудь шкета", сонно шлепали через двор, под завязку забитый опавшими листьями. Странное обстоятельство: деревья росли лишь по краям двора у самого забора, а школьный сад располагался на другой стороне за зданием, но это большущее открытое пространство перед школой в осенний период покрывалось одеялом опавшей листвы, словно над ним разом встряхивал шевелюрой целый лес. Забавные нынче штуки любил вытворять ветер.
Школьники двигались вперед по дорожке почти по идеально прямой траектории. Лишь где-то примерно на середине их идеальный проход прерывался, и они, позевывая, обтекали живой массой стоящую на пути фигурку и на автопилоте продолжали путь к сероватому зданию школы № 15. Фигура мешала движению, но попыток отойти не предпринимала. Высокий парень, не обращая внимание на толкучку вокруг него, стоял, уткнувшись взглядом себе под ноги, и прерывал созерцание земли лишь только тогда, когда кто-то из проходивших, зевая, брал слишком высокую тональность в голосе, совсем не подходившую под сонное апатичное утро.